Борис Минаев - Ельцин
Кстати говоря, это важный момент: очень многое в ту ночь зависело от позиции Наины Иосифовны. Она оказалась внутренне готова к ситуации. И вот почему.
«Незадолго до первого тура, — рассказывает Наина Иосифовна, — Борис Николаевич полетел в Хабаровск, на встречу с избирателями, я вместе с ним. Пока Борис Николаевич где-то выступал, Коржаков попросил у меня время для “доверительного разговора”. Совершенно неожиданно для меня он заговорил о том, что надо отправить в отставку Черномырдина, причем как можно скорее, и что надо убедить в этом Бориса Николаевича.
— Какие же он предъявлял аргументы?
— Он обвинял его в различных злоупотреблениях, в том, что он ведет свою игру (это был далеко не первый разговор, раньше он приносил какие-то бумаги, целое досье Борису Николаевичу). Наконец, я спросила: а кто же вместо него? И тут он сказал вещь, от которой я внутренне похолодела: “ Надо предлагать Сосковца”. Он стал горячо убеждать меня в достоинствах Олега Николаевича, и тогда я всё поняла. Весь их план. Конечной целью “операции” было физическое устранение Бориса Николаевича. Первая ступень — сделать Сосковца премьером. Вторая — Борис Николаевич уже не нужен, ведь в случае его смерти Сосковец становится первым лицом.
— Смерти?
— Смерти, заболевания, тяжелого сердечного приступа — ведь у Коржакова всё было под контролем. Зная привычки Бориса Николаевича, находясь с ним все время рядом, контролируя его состояние, он мог спровоцировать этот приступ на теннисе, в бане, не знаю где еще. Ведь Коржаков спрятал от нас заключение врачей о катастрофическом положении дел с сердцем Бориса Николаевича, он знал, насколько всё плохо, и не говорил нам, не показывал это заключение. Почему? Словом, вот такой у нас был разговор в Хабаровске. Поэтому к этой ситуации в июне я была совершенно готова, я знала, что это за люди».
В третьем часу ночи Наина Иосифовна разбудила Б. Н. Он говорил с ней и с Татьяной.
— Что там у вас стряслось? — недовольно спросил он дочь.
Таня пересказала ему ситуацию.
Примерно такой же вопрос: «Что там у вас стряслось? Что за шум?» — он задал и Коржакову, позвонив ему.
И назначил ему аудиенцию на утро.
В этот момент судьба властной корпорации Александра Васильевича была окончательно решена.
Утром в Кремле, у Ельцина, состоялось несколько встреч: с Коржаковым, затем с Черномырдиным, потом с Чубайсом. Он позвонил первому помощнику Илюшину и попросил подготовить указы на увольнение.
Ельцин объявил об отставке Коржакова, Барсукова и вице-премьера Олега Сосковца с их постов и об увольнении обоих генералов из армии.
Причину обозначил в своей манере, крайне лапидарно, скупо и резко: «Они много брали и мало отдавали». (Произносил эти слова Б. Н., как выдохнув, с облегчением.) Много брали власти, ответственности? Мало отдавали — чего?
Тем, кто видел ту трансляцию по телевизору, запомнилась еще одна совершенно нечеткая грамматически, но очень ясная по смыслу фраза Ельцина. «И те генералы, понимаешь, и эти…» — сказал он и раздраженно махнул рукой. Указы подписаны им утром 20 июня.
Ельцин никогда не боялся военных. Так называемых «силовиков». Даже в самые трудные моменты, когда ситуация в стране раскачивалась до опасного предела, казалась шаткой и неустойчивой, он не заискивал перед ними, не опасался заговора, вел себя твердо. Только эта линия поведения — его непоколебимая уверенность в себе — на мой взгляд, и удержала Россию от нескольких попыток военного переворота. А это была, по сути, одна из них.
На своей пресс-конференции (она прошла очень нервно, руководителя Аналитической группы буквально трясло) Анатолий Чубайс сказал фразу, довольно парадоксально прозвучавшую в этом скандальном контексте: «Сегодня забит последний гвоздь в крышку гроба коммунизма…»
При чем тут, казалось бы, коммунизм? Еще не выигран второй тур, да и Коржакова с Барсуковым ярыми коммунистами назвать сложновато… Тем не менее в чем-то Анатолий Борисович был прав. План Коржакова, в котором он сам признался Ельцину в горячке откровенности, «целый ряд уголовных дел», что грезился ему в сладких снах, вполне мог повернуть историю вспять.
Однако все эти высокие материи не позволяют нам пройти мимо одного вопроса, который настоятельно требует ответа. Что же это были за деньги, зачем их выносили из Белого дома, что с ними случилось потом и почему, собственно, в этой коробке их было так много?
Ответ тривиален.
Выборы — это деньги. Большие выборы — большие деньги.
Так везде, во всех странах. Даже с давней демократической историей, даже с подробно разработанным выборным законодательством. Вот что пишут об этом в своей книге помощники Ельцина:
«Несоответствие между требованием Закона о выборах, задававшим верхнюю планку расходов на избирательную кампанию, и реальными расходами всегда приводило к тому, что расчеты за проведение кампании в существенной части проводились “черным налом”. Это практиковали все, именно поэтому противоборствующие стороны никогда не обвиняли в этом друг друга. Понятно, что то же самое делалось и в избирательном штабе Ельцина».
Из газетной хроники тех дней:
«Депутат-коммунист Илюхин продемонстрировал журналистам видеозапись, на которой… Борис Лавров (сотрудник Национального резервного банка, привлеченный Минфином к работе в президентской избирательной кампании) отвечает на вопросы следователя УФСБ. Из видеозаписи следовало, что 19 июня Лавров взял в Министерстве финансов 530 850 долларов наличными и перевез эти деньги в Белый дом. В 17 часов в кабинет, где Лавров находился, зашли Евстафьев (с которым Лавров был знаком) и “молодой человек”, которого Евстафьев представил ему как Лисовского. Лавров передал последнему 500 тысяч долларов в картонной коробке и “проштамповал” ему пропуск. Лисовский оставил Лаврову лапидарную расписку: “500 000 у. е.”, подпись и дата. После этого оба ушли, причем Евстафьев пообещал вскорости вернуться, после того как “проводит посетителя”. Но не вернулся, его остановили люди, представившиеся как сотрудники Службы безопасности президента».
Рассказывает Аркадий Евстафьев:
— Даже технически использовать бюджетные деньги для нужд предвыборной кампании было невозможно. Другое дело, что коммерческие банки, которые нас финансировали, могли хранить деньги в Минфине, одолжить деньги под гарантии. Перед первым туром сложилась именно такая ситуация: выяснилось, что денег катастрофически не хватает. Чубайс поднял страшный скандал, потребовал мобилизовать все ресурсы. Поэтому возникла такая спешка. Следователи прокуратуры, которые разбирали это дело, не нашли состава преступления в наших действиях, поскольку не было, собственно говоря, потерпевшей стороны.
