Артур Прокопчук - ГРУЗИНСКАЯ РАПСОДИЯ in blue
Где-то здесь столетиями сходились две разные культуры — это была граница христианского мира на Кавказе, окруженная исламом, другими обычаями, "адатом", похищением заложников. Там — на севере и северо-востоке, жили "леки" (груз. яз. — лезгины), авары, чеченцы и многие другие. Здесь же, за три дня пути из Омало, мы встретили пока только одного тушинца в Чешо. Весь горный край как-будто вымер.
Надо было идти дальше и мы пошли по узенькой тропе, прижимаясь иногда к скальным выступам, цепляясь за них рюкзаками, стараясь не смотреть глубоко вниз, где текли мутноватые воды Аргуна. Шли долго и все время по каменной, узкой тропе, по карнизу над ущельем. Правда, идти было легче, чем в предыдущие дни — это была теневая сторона трассы, да и подъели мы уже не один килограмм продуктов, сильно облегчив рюкзаки. Привал сделали неожиданно для себя в труднодоступном месте, почти на тропе за поворотом, расширившемся немного в этом месте до ширины метров в семь, в хижине странного человека, "кривого Михо", о котором Алику рассказал еще в Чешо старый тушинец.
Это была прилепившаяся к скале, устроенная на расширяющемся карнизе, почти над ущельем, "сакля", сложенная из неправильных камней, с узеньким оконцем без стекла. В ней жил круглый год, как потом выяснилось в разговоре, одноглазый хевсур Михо со своим сыном лет двенадцати. Как и зачем они здесь жили, чем питались, почему не спускались на зиму в долину — не было ясно. Сказать что-либо о них, об их одежде или жилище — невозможно. Это были две тени, два тихих существа, как-будто вышедших из подземелья, в болтающихся на них остатках какого-то одеяния цвета скал. Выпив вместе с ними чаю, вскипевшему на мангале, оставив мальчишке банку сгущенного молока, мы продолжили маршрут.
Далее тропа в ущелье, проложенная по правому берегу, шла долго по одной высоте и вывела нас на голубеющее из-за мелких цветочков незабудок плато, где стояли "бины" пастухов ("бина" — хижина груз.).
На другой, безлесной стороне ущелья, выше по склону, видны были руины древнего аула. Склон ущелья, по которому мы шли, был покрыт смешанным лесом, кое-где были участки камнепадов. Через пару километров долина реки расширилась, стали встречаться многочисленные покосы, потом еще несколько пастушьих хижин, крытых соломой. За хижинами виднелись узкие возделанные поля, запахло жильем. Прошли, не останавливаясь, мимо Муцо, и через два часа, резко по ущелью повернув почти в противоположную сторону, вышли к Шатили — селению, прижавшемуся к крутому склону хребта, в его кулуаре.
Шатили — жемчужина Хевсуретии, как принято говорит "высоким стилем" туристских путеводителей. Это, действительно, красивый и необычайный город — крепость, составленный, как из кубиков, из множества (более сотни) каменных домов, сложенных из черных сланцевых плит. Высокие дома-башни, лестницей расположенные друг над другом, стены с узкими окнами-бойницами, были в лихую годину неприступны для врагов. Печей и труб в этих домах не было, дым из очага выходил через узенькие щели окон. Войдя в одну из башен по закрытым переходам между ними, можно было обойти весь город-крепость, все дома, не выходя наружу. Еще до конца Х1Х века Шатили со всех сторон сохранял крепостную стену, в которой имелся один вход у реки и выход прямо в ущелье, но в ХХ веке стену разобрали на хозяйственные постройки для укрепления социалистической экономики Советской Хевсуретии.
От Шатили, дальше, в сторону Барисахо, шла уже вполне приличная "грунтовка", пользующаяся известностью у множества туристов, посещающих Хевсуретию, можно было присоединиться к такой группе, но мы пошли, не дожидаясь, что нас "подкинет" до "Военно-грузинской" дороги какая-либо организованная команда со своей машиной. Пошли по дороге, ведущей через перевал Датвис-джвари ("Медвежий крест"), минуя рощицы плодовых деревьев, серпантином поднимаясь все выше и выше.
Тропа шла на юго-запад и мы с каждым километром приближались к cвоему дому, так что настроение было приподнятое. Самые тяжелые участки трассы были позади, мы шли на большой высоте от реки, прорезавшей живописный каньон. Склоны были очень крутые, поросшие густым лиственным лесом. Все набирая и набирая высоту, вышли на альпийскую зону предгорья, с высоты был виден сверкающий изгиб реки. Еще выше и мы снова поднялись к альпийским лугам и пастушьим "бинам", где нас немного задержали, заставив выпить по рогу, литра на полтора, кисловатого пива собственного изготовления. Пастухи поминали упавшего недавно в расселину и погибшего товарища, так что отказываться было не гоже. Одолев по рогу пива, несколько отяжелев, мы пошли дальше, на прощание нам с собой в дорогу дали по куску почти черного, вяленого мяса тура.
Следующую остановку мы сделали, пройдя перевал, чтобы перекусить и освежиться горной водой около устья речки Горшаглис-цкали.
Еще несколько часов усилий и мы вышли к Барисахо, где все-таки сели на попутный грузовичок, так как из всех продуктов, кроме двух кусочков турьего мяса, которое можно было долго и безрезультатно жевать, осталась у нас только одна банка "сгущенки". К ночи, часа через два тряски в кузове, миновали Мцхета и были уже у самого города.
Я на подъезде к городу постучал по кабине отчаянно спешащего домой шофера и спрыгнул раньше, так как мой дом стоял в Дигоми, почти у самого начала "Военно-грузинской дороги", по которой мы возвращались, Алик поехал дальше, на свою Советскую улицу.
Если раньше я только прикоснулся к великолепию Кавказа, то в этом походе я заболел окончательно "болезнью голубых гор" и, проснувшись на балконе своей квартиры, к вечеру следующего дня, проспав почти восемнадцать часов без пробуждения, понял — единственное в жизни стоящее времяпровождение — это путешествия в горах. Значит надо готовиться к следующим маршрутам.
Мой дом, вернее, моя квартира в Дигомском массиве города Тбилиси, начинала обрастать всякими нужными, и не очень, предметами. Легче всего, неожиданно для меня, оказалось решить самый трудный вопрос того времени — мебель, которую в Тбилиси достать было практически невозможно. Мама (опять мама, чтобы я без нее делал!) сделала мне очередной подарок, когда я заехал к ней в Минск, воспользовавшись командировкой в Москву, — дала мне денег "на обзаведение".
Мы уже привыкли летать на ТУ-104, первом реактивном пассажирском самолете, переделанном из стратегического бомбардировщика ТУ-16, который за два часа полетного времени переносил нас из Закавказья в столичную Москву. И все другие маршруты наших командировок обязательно проходили через Москву. Терять двое суток из-за дороги было к тому же не выгодно — авиационный билет до Москвы стоил 31 рубль, бухгалтерия дорогу оплачивала, а "суточные" были такие мизерные, что приходилось самому доплачивать, чтобы нормально питаться, особенно в Москве.
