А. Махов - Джорджоне
Между Римом и Венецией всегда были натянутые отношения. Известно, что на одном из дипломатических приёмов в ватиканском дворце в присутствии послов недружественных Венеции государств папский казначей как-то невзначай обмолвился, что для Рима были не столь страшны когда-то варвары, как ныне сильная, богатая и полная амбиций Венеция. Раздражение Рима особенно вызывала венецианская аристократия, заражённая идеями гуманизма, которые подрывали устои истинной веры.
Правительство республики объявило набор волонтёров в отряды защитников родины. Враг стоял у ворот соседней Падуи, жители которой мужественно защищались, но силы были неравны.
Макиавелли, ярый противник Венецианской республики, побывавший в местах боевых действий на подступах к Венеции, записал в своём отчёте: «Народ, городские низы и крестьяне необыкновенно преданы Венеции. Их нельзя убедить, даже под страхом смерти, отказаться от имени венецианца».36
Уже в те роковые годы, когда правители различных княжеств так и не смогли объединиться перед лицом исходящей из-за Альп смертельной опасности, флорентийцы, венецианцы, миланцы, неаполитанцы и жители других исторических областей стали с гордостью называть себя итальянцами. Это произошло задолго до появления Италии как единого национального государства, хотя вековые корни местничества сильны в ней и поныне, что особенно сказывается в живучести местных диалектов, откуда итальянский язык почерпнул немало полезного. А что говорить о разнообразии сыров, вин, колбас и другой гастрономической снеди в каждой области! Всё это в совокупности превратило страну в подлинную Мекку для любого человека, любящего искусство оперы, впервые зародившейся во Флоренции, живопись, скульптуру и архитектуру эпохи Возрождения, не говоря уже о климате и дивных красотах природы.
Под впечатлением разговоров и слухов, один страшнее другого, появился рисунок, на котором Джорджоне изобразил себя в образе Давида с длинными волосами до плеч по тогдашней моде — и рядом отрубленную голову Голиафа. У Вазари имеется упоминание об этом рисунке в коллекции Гримани, представителя одного из знатных венецианских родов, в который входил один из ближайших друзей Джорджоне.
В той же коллекции Вазари видел несколько превосходных портретов, а на одном из них, как он пишет, «большая голова, написанная с натуры; в руке — красный берет, на шее — меховой воротник, а под ним — туника античного покроя». Картина эта, как предположил Вазари, была написана Джорджоне для какого-то военачальника. Однако эксперты сумели разобраться и исправить ошибку, доказав, что портрет воина принадлежит кисти неизвестного мастера конца XV века.
Что же касается рисунка, который Вазари видел в доме венецианского патриция, о нём можно судить по гравюре немецкого графика Венцеля Холлара, выполненной в 1650 году.
В самой Венеции патриотические чувства возобладали, особенно среди молодёжи из знатных семейств, которой наскучила тягучая праздная жизнь. Многие были готовы встать на защиту республики, появились первые отряды добровольцев. Многим венецианцам были памятны вдохновенные строки из канцоны Петрарки:
Италия моя, твоих страданий
Слова не пресекут;
Отчаянье, увы, плохой целитель,
Но я надеюсь, не молчанья ждут
На Тибре и в Тоскане,
И здесь на По, где днесь моя обитель.
Прошу тебя, Спаситель,
На землю взор участливый склони
И над священной смилуйся страною,
Охваченной резнёю
Без всяких оснований для резни.
В сердцах искорени
Жестокое начало.
(Пер. Е. Солоновича)
Патриотические чувства затронули и Джорджоне, который осознавал себя по духу гражданином Венецианской республики. Он пишет картину «Юнец со стрелой» — портрет одного из таких знатных отпрысков, с которым познакомился на встрече членов «Сообщества Друзей».
На тёмном фоне резко выделяется погрудное изображение пышущего здоровьем красивого парня в красной тунике. При первом рассмотрении небольшой картины невольно возникает вопрос: почему у юнца крепко сжаты губы, словно от боли, и на что направлен невидящий взгляд? А может быть, на портрете изображён Аполлон или Эрос?
Те же вопросы задавали и друзья художника, желая получить от него хоть какие-то пояснения. Вместо прямого ответа на их недоумение Джорджоне прочитал им по памяти строки из Горация:
Воинский долг призывает юнца
К тяжким лишениям быть наготове;
Грозен да будет он хитрым парфянам,
Смело разя их копьём беспощадно.
Жить под открытым небом без крова
Пусть привыкает к походному быту…37
Но задумчивый вид юноши со стрелой никак не походил на воина, готового ринуться в бой и сразиться с врагом. Положение прояснил друг художника хроникёр и коллекционер Маркантонио Микьель, от внимания которого ничего не ускользало. Он свидетельствует в своих заметках, что в 1531 году в доме венецианца Джованни Рама видел «голову гарсона со стрелой в руке», но об авторе картины не обмолвился ни словом, что представляется странным, поскольку Микьель отличался точностью до мелочей и часто грешил подробным изложением деталей.
Что бы там ни было, вопрос с «головой гарсона и стрелой в руке» остался открытым, как и со многими другими ранними работами Джорджоне, хотя доподлинно известно, что в те тревожные годы он плодотворно трудился и не покладал рук. Достаточно взглянуть на перечень написанных им картин в тот тревожный период.
* * *
Как-то в одной из лавок, торгующей всевозможными безделушками, которые пользовались спросом у заезжих гостей города, внимание Джорджоне привлекла изящная кипарисовая шкатулка, на крышке которой была выгравирована вязью надпись на незнакомом языке. Он заинтересовался ею.
Поняв, что клиент готов купить шкатулку, но не может разобрать надпись на крышке, хозяин лавки, протерев шкатулку бархоткой и поправив окуляры на крючковатом носу, с готовностью перевёл ему надпись с древнееврейского:
Народ свой Моисей учил
Не знаться ни с каким богатством
И сорок лет его водил
В пустыне, чтоб покончить с рабством.
Купленная вещица сподвигла художника на написание двух небольших парных картин на библейские темы, навеянных трагическими событиями в Италии, подвергшейся нашествию французских войск и ландскнехтов германского императора с севера и испанской солдатни с юга. Те и другие жестоко подавляли любое сопротивление местного населения.
