Николай Новиков - У истоков великой музыки
В архив тянуло как на желанное свидание, и почти каждый день я находил что-то новое. Пользовался теперь пятью основными документами: "Исповедными росписями", "Клировыми ведомостями", "Метрическими книгами", "Ревизскими сказками" и "Уставными грамотами", которые составляли владельцы усадеб, в том числе и Мусоргские. Интересно было видеть автографы деда и прадеда композитора. Часто получалось по пословице: "Чем дальше в лес, тем больше дров" - новые факты требовали объяснения, осмысливания, обширных знаний того периода жизни. Несколько раз пытался завести разговор об этом в музее, но после находок в архиве взаимоотношения еще больше обострились.
Однажды, когда я зашел в архив, Анатолий Иванович Сизов предупредил:
- А у нас гостья из Пскова, тоже Мусоргским интересуется.
В читальном зале он представил меня сотруднице архитектурно-реставрационной мастерской Ирине Борисовне Голубевой. Занималась она исследованиями Для воссоздания архитектурно-исторической среды будущего музея-заповедника М. П. Мусоргского. С первых же минут беседы покорило ее отношение к композитору, глубокое и тонкое понимание его жизни и искреннее желание поделиться всем, что она уже знала. Ирина Борисовна была родом из Ленинграда, в Псков приехала с мужем по направлению и имела две профессии - архитектора и искусствоведа. Она располагала теми знаниями, которых так мне не хватало. Я рассказал о всех своих находках. Началось наше творческое содружество, завязалась переписка.
Ирина Борисовна часто ездила в Ленинград и в историческом архиве обнаружила много интересных сведений, которые пропустили биографы Мусоргского. С найденных документов она переписывала копии и высылала мне - иной раз до двух десятков страниц.
Голубева работала под руководством опытного архитектора Веры Алексеевны Лебедевой - автора проекта реставрации Наумова. Эта группа занималась сбором материалов для подлинного возрождения Карева и Пошивкина, для воссоздания архитектурно-исторической среды, оказавшей большое влияние на формирование личности Мусоргского.
"Есть новость, и радостная - из Москвы архив древних актов прислал ответ на наш запрос: 11 межевых планов владений Мусоргских в конце XVIII века. Среди них Карево!!! Теперь-то наши ребята не будут копать каревский холм вслепую. Можно найти подлинное место для восстановления всех построек",- сообщала Голубева.
Ирина Борисовна много работала и в Великолукском архиве. В каждый приезд она обнаруживала что- то новое и очень важное - особенно для моей работы. Среди этих находок два уникальных дневника. В одном священник погоста Пошивкино Иоанн Белавин на двадцати страницах подробно описывает жизнь и нравы прихожан, их обряды, историю сел, рек, озер... Второй дневник вела тетушка Мусоргского, и в нем - подробная жизнь наумовского дома, где сейчас расположился музей.
- Какая широкая, связная панорама жизни за полтораста лет раскрывается на основе документов,- говорила Ирина Борисовна.- Помимо связи с семьями Мусоргских и Чириковых как показательна история края и в то же время как индивидуальна. Как реально, драматически раскрывается детство Мусоргского, какое скорбное, созвучное его музыке и в то же время обыденное течение жизни можно рассмотреть в этих документах - в том, что стоит за ними...
Все новые материалы о находках я посылал в районную газету "Пламя", которая выходит на родине композитора. В конце каждой публикации по моей просьбе помещали такие строки: "Просим сообщить любые сведения, связанные с именем Мусоргского, дополнить, уточнить, подсказать новые адреса...".
Отзывались чаще всего старожилы. Иногда они писали печатными буквами из-за малой грамотности, но сведения сообщали очень ценные.
"Я, Иванов Александр Григорьевич, родился в 1910 году в деревне Подколодье Жижицкого сельсовета. Наша деревня находилась в трех километрах от Карева, где родился Модест Петрович. Из рассказов стариков известно, что около деревни Равонь была лесная сосновая дача, которая называлась "Мусоргская". По словам стариков, ее передали крестьянам Мусоргские. Кроме того, как выезжаешь из Карева по направлению Жижицы, по левой руке есть гора под названием "Федюшина", которая принадлежала отцу Модеста Петровича, и на этой горе жили три брата Горшковы: Игнат, Александр, Денис. Моя родная тетушка Аксинья была замужем за Игнатом, и она рассказывала, что эту гору отец Модеста Петровича передал крепостному Горшкову... Мой родной дядюшка Иван Филиппович рассказывал, что у него была плохая лошадь, и, когда ее съели волки, он пошел к барину и пожаловался. Тот выслушал и велел приказчику дать денег на покупку лошади...".
Каждое такое письмо пересылал мне из Куньи редактор газеты Валентин Алексеевич Истомин. В каждодневной текучке он находил время и место в газете для публикаций больших очерков о нашем великом земляке.
Появился у меня еще один единомышленник и собеседник. Когда в газете "Советская Россия" опубликовали мой очерк, в Великолукский архив пришло письмо из Риги.
"В статье "Земля Мусоргского" Вы обнародовали несколько первостепенных открытий, касающихся происхождения композитора, его родни, обстоятельств, в которых он провел детство. Мой обостренный интерес к этой теме объясняется просто: я пишу книгу о Мусоргском. Книги такого рода о Ван-Гоге, о Моцарте, о Бетховене изданы по-русски в изобилии, а вот о наших великих музыкантах их нет и не было никогда. От чисто беллетристических вещей мою работу отличает большая документальность, обилие прямых цитат из документов и писем, дневников и воспоминаний современников. К Вам я с великой просьбой: не знаю двух-трех чрезвычайно важных для моей работы дат. Я обращался с этими вопросами в музей в Наумове, но ответа не получил... Когда на родине Мусоргского заходил в музей и разговаривал с директором, был встречен не слишком любезно..."
Я ответил Роальду Григорьевичу Добровенскому. Завязалась интересная переписка, полезная для нас обоих.
В очередном письме Роальд Григорьевич предложил необычную в наши дни помощь: "Скоро получу деньги за книгу о Бородине, как бы с неба упавшие, и я бы с удовольствием оторвал Вас месяца на два-три от службы, чтобы съездили в архивы и спокойно поработали. Не ради себя - моя книга о Мусоргском закончена, а ради нашего общего дела. Не обижайтесь, я не изображаю из себя буржуя или мецената - живу, как и все, от получки до получки. Но Вы делаете кропотливую работу, которую должны выполнять целые учреждения. Ведь вот Пушкиным у нас сотни ученых занимаются, небось про каждую пуговицу на сюртуке, и не только на сюртуке, диссертация написана. Не спорю, дело нужное и великое, но ведь и Мусоргский гений, и тоже свой, русский, и тоже масштаба всемирного, всечеловеческого".
