Николай Новиков - У истоков великой музыки
Эти сведения открывали новую страницу в биографии Мусоргского! И теперь уже каждодневно я старался выкроить хоть часок, чтобы забежать в архив. Решил пересмотреть "Исповедные росписи" за ранний период - до рождения Модеста. Начал спускаться вниз по годам: тридцать восьмой, тридцать седьмой, тридцать шестой, а когда дошел до 1835-го, обнаружилось, что Мусоргские исчезли из Карева. Куда? Переехали на жительство в столицу? Но тогда была бы пометка: "За отлучкою в Санкт-Петербург", которую делали даже при выезде крестьян и дворовых. Отправились путешествовать? Слишком надолго. Удивляло еще и то, что Карево находилось как на острове: сразу за усадьбой - деревни, принадлежащие другим помещикам. Неясно было, где находились владения, которые значились за отцом композитора по родословной, составленной Каратыгиным. Выходит, торжествовал я рано - жизнь так устроена, что после праздника приходят будни с новыми заботами и огорчениями. И все-таки продолжал поиски.
Решил просматривать списки других погостов, а их только в Торопецком уезде более пятидесяти. В тот момент не знал, что именно "Исповедные росписи" откроют многие тайны земли и рода Мусоргских почти за три века. По этим рукописным книгам можно было проследить жизнь каждого жителя погоста от рождения до смерти. А погост являлся на Руси своеобразным административным центром - приходом. В конце каждого года все жители, начиная с семилетнего возраста, должны были побывать на исповеди в церкви. Исключение составляли больные и немощные, которых батюшка исповедовал на дому. В словаре Владимира Ивановича Даля сказано: "Исповедь - таинство покаяния, устное признание грехов своих перед духовником".
Александра Ивановна Прокошенко рассказывала: "С детства перед исповедью всегда волновалась, боялась утаить от батюшки даже мелкие проступки, считала, что боженька все узнает и накажет. Восемьдесят лет прожила, а обмануть, солгать до сих пор не могу..."
Священник каждой церкви, исповедуя своих прихожан, знал их плохие и хорошие стороны, заботы, огорчения, сомнения. Для исследователя "Исповедные росписи" - бесценный документ, в котором указывалось название деревни с поименным перечнем жителей, количество дворов, расстояние до церкви, состояние дороги. Эти документы многое открывали, но связки весом по пуду приходилось носить в читальный зал с третьего этажа. Обычно я делал выписку и тут же просил принести очередной том. Испытывая неловкость от того, что женщинам приходится таскать груз по лестницам, я стал им помогать. Это увидел Константин Иванович и разрешил работать прямо в хранилище. Позже он доверил оставаться в архиве во внеурочное время, и это решение в основном помогло в поисках "клада" Мусоргского. Я научился ориентироваться, где лежит какой том, быстро расшнуровывать связки и в иной день успевал пересмотреть больше сотни, как их называют, единиц хранения. В архиве имелись еще два важных источника информации: "Клировые ведомости" и "Метрические книги".
Метрические записи делались по периодам человеческого бытия: часть первая - "о родившихся", вторая - "о бракосочетавшихся", третья - "о умерших". Перелистывая страницы этих книг, я невольно испытывал грусть: сколько же людей исчезло с земли, кануло в Лету, не оставив даже следов.
Я брал с полки очередной фолиант и уже по почерку узнавал безвестных для истории летописцев: священников, дьячков, пономарей. А ведь именно они писали малую историю сел, деревень, хуторов, из которой складывалась большая история России. У одних почерк был корявый, у других - небрежный, третьи пропускали буквы... Встречались и образцовые, где каллиграфически усердно выведен каждый знак. Иные записи выцвели - наверное, чернила разводились пожиже, другие были так отчетливы, словно написаны час назад. Кое-где на листах сохранились капельки воска, жирные отпечатки пальцев, пушинки от гусиного пера. А один раз между страницами оказался парашютик одуванчика... Двести лет назад залетел он в окно церкви, когда, склонясь над столом, регистратор скрипел пером! С тех пор эту книгу никто не открывал. От рукописей до сих пор пахло ладаном - такой вековой устойчивостью обладала тлевшая когда-то в кадиле благовонная смола.
Чтение рукописей поначалу давалось нелегко - из десяти букв я едва угадывал одну-две. Постепенно осваивая старинное правописание, стал разбирать смысл, и новое занятие все больше захватывало меня. А однажды наступил счастливый день, когда приоткрылся "клад": в огромном фолианте "Метрической книги" погоста Пошивкино за 1839 год я обнаружил подлинную запись о рождении Модеста Мусоргского. Прежде во всей мировой литературе фигурировала лишь копия. Почти полтора века таилась запись в Великих Луках. Детальное знакомство с новым документом позволило выявить восемь неточностей, которые повторялись во всех публикациях.
В копии о рождении Модеста были еще две загадки, которые никто не объяснял. Непонятно было, почему таинство крещения совершал священник Рождества-Богородицкой церкви, ведь в Пошивкине - Одигитриевская? И почему крестный Модеста - Иван Иванович Чириков - назван жителем "сельца Богородицина", а не Наумова, где, как известно, жили Чириковы?
Ответы на эти и другие вопросы нашлись в документах архива, и об этом будет сказано позже. Удалось обнаружить уникальные записи о венчании деда и бабки, а также родителей композитора, сведения о старших братьях, которые умерли в младенчестве. Клад обернулся истинным сокровищем.
В "Метрической книге" за 1762 год, знакомясь с ранее неизвестным мне погостом Золовье, обнаружил такие строки: "Ротмистр Григорий Григорьев сын Мусерского села Полутина". А суть записи в том, что прадед композитора жил в селе Полутине. Стал пересматривать "Исповедные росписи" за все годы и обнаружил, куда исчезли из Карева родители композитора. Оказалось, Полутино испокон веков было главным родовым имением Мусоргских. Вспомнились слова Татьяны Григорьевны Сергеевой, урожденной Бардиной, о том, что Мусоргские всегда жили в Полутине. А ведь сомневался тогда в их правдивости! Но эта находка в архиве противоречила утверждениям биографов, и, конечно же, работники музея скептически отнеслись к открытию "новых земель". А меня не покидало страстное желание скорее увидеть древнюю родовую землю Мусоргских. И опять же возникли препятствия: в Кукьинском районе, где находилось Карево, Полутина не было. Не оказалось его в Великолукском и Торопецком районах. Конечно, многие деревни исчезли в послереволюционные годы, а особенно в последние. Но ведь должны остаться следы?
Метрическая книга
Запись о рождении композитора
