Владимир Лесин - Генерал Ермолов
Севернее Альткирхена, в районе Ломитена, к главным силам армии должны были присоединиться две дивизии Дмитрия Сергеевича Дохтурова. На них возлагалась задача напасть на передовые посты неприятеля, изгнать их за Пасаргу и не позволить корпусу Сульта явиться на помощь арьергарду Нея.
Генерал-лейтенант князь Алексей Иванович Горчаков, выполняя приказ главнокомандующего, должен был выступить из Зеебурга, форсировать Алле, атаковать войска маршала Нея с тыла или с правого фланга, затем взять Гутштадт, после чего действовать вместе с авангардом Петра Ивановича Багратиона.
Казакам Матвея Ивановича Платова, подкрепленным небольшим отрядом пехоты во главе с генерал-майором Богданом Федоровичем Кноррингом, предстояло действовать в тылу у неприятеля, чтобы прервать сообщение между корпусами маршалов Нея и Даву.
При известной согласованности действий и решительности всех главных начальников этот план был «обречен» на успех, а корпус маршала Нея — на разгром, если не на истребление. Однако…
Регулярные войска русской армии двинулись по предписанным маршрутам в три часа утра. Первым вступил в бой авангард Багратиона. Полковник Ермолов открыл артиллерийский огонь по врагу со стороны Альткирхена. По истечении времени, достаточного для подхода основных сил, князь Петр Иванович дал сигнал к атаке. Неприятель защищался долго и упорно.
План общей атаки на корпус Нея стал рушиться в самом начале операции. Багратион не получил «должного содействия от генерала князя Горчакова», который, выступив из Зеебурга, задержался у переправы через реку Алле, а потом надолго увяз под стенами Гутштадта. Этот городок, «находясь уже позади наших войск, мог бы достаться нам, не требуя усилий целого корпуса». Однако Алексей Иванович решил, что «приобретение оного» зачтется ему «за великий подвиг», иронизировал Ермолов. Приди он несколько раньше, и неприятель потерял бы значительно больше{135}.
Генерал-лейтенант Остен-Сакен не пришел к Альткирхену в назначенное время. По армии поползли слухи, что Фабиан Вильгельмович, у которого не сложились отношения с Леонтием Леонтьевичем, просто решил лишить Беннигсена успеха в задуманном предприятии. «Многие чрезвычайно негодовали, — писал Алексей Петрович Ермолов, — что упущен благоприятнейший случай уничтожить целый неприятельский корпус»{136}. Уже в который раз!
Лишь Дмитрий Сергеевич Дохтуров в точности исполнил предписание главнокомандующего. Получив приказ атаковать передовые войска Сульта, расположенные на правом берегу Пасарги, он «нашел неприятеля в малых силах, но прикрытого твердыми засеками, и вступил с ним в перестрелку, употребляя батальон за батальоном». Солдаты лейб-гвардии егерского полка стремительным ударом в штыки вытеснили его из леса, прогнали за реку и на этом участке фронта прервали сообщение корпуса Нея с главными силами французской армии{137}.
Под натиском русского авангарда французский арьергард отступил к Кветцу. Будь здесь Остен-Сакен со своим корпусом, как предписал ему главнокомандующий, и Ней оказался бы между молотом и наковальней. Но Фабиан Вильгельмович не пришел в назначенное место. Впрочем, Багратион обошелся и без него.
25 мая Ермолов огнем артиллерии выбил французов из Квеца, а когда они вышли на открытое место, их атаковали гусары и егеря русского авангарда и заставили отступить в «ужаснейшем беспорядке». Ней потерял на берегу Пасарги много солдат убитыми, ранеными и пленными, весь обоз, несколько орудий, но большую часть своего арьергарда сумел вывести из-под удара и спасти. Наградой Алексею Петровичу за эти бои был орден Святого Георгия 3-го класса.
* * *Отступив за Пасаргу, Ней расположил свои войска на обширной равнине на левом берегу реки, куда Наполеон уже стягивал корпуса Бессьера, Даву, Ланна, Мортье, Сульта, Удино, резервную кавалерию Мюрата — без малого двести тысяч человек.
Русские войска после событий 24—25 мая занимали позицию на правом берегу Пасарги от Деппена до Гутштадта. Общая численность их по-прежнему не превышала ста двадцати пяти тысяч, поскольку резервы все еще не подошли.
Л.Л. Беннигсен, не сумев разбить корпус Нея у Гутштадта, решил еще раз помериться силами со всей армией Наполеона на заранее подготовленной позиции у Гейльсберга, куда и приказал отступать своим войскам. Прикрывать отход должен был арьергард князя П.И. Багратиона, подкрепленный казаками атамана М.И. Платова и частью регулярной кавалерии правого крыла под командованием генерал-адъютанта Ф.П. Уварова.
Наполеон, убедившись в том, что Беннигсен не собирается идти вперед, приказал наступать. На берегу Пасарги, в районе переправы французских войск, войска русского арьергарда в течение трех дней сдерживали натиск неприятеля, создавая условия для отступления основных сил армии.
Войска расположились на позиции перед Гейльсбергом. И только три дивизии и гвардия под общим командованием великого князя Константина Павловича и арьергард П.И. Багратиона перешли на правый берег Алле у Гутштадта, но часть его была отрезана от переправы численно превосходящими силами противника. На помощь соратникам прискакали лейб-казаки во главе с графом В.В. Орловым-Денисовым. Стремительно налетели они на фланг французской кавалерии, отбросили ее на своих терпящих бедствие товарищей и, поражая с двух сторон, погнали до подходившей пехоты, после чего отступили под прикрытием артиллерии полковника А.П. Ермолова.
Неприятель занял Гутштадт. Ермолов не прежде отошел от города, как «загорелся он в нескольких местах». Так отомстил он «негодным жителям» за их приверженность французам{138}.
В этот раз начальника артиллерии арьергарда никто не упрекнул даже в отсутствии великодушия.
29 мая предстояло сражение на позиции перед Гейльсбергом, которая представлялась Беннигсену «исключительно выгодной» для русских. Он и мысли не допускал, что Наполеон осмелится атаковать ее с фронта. Здесь было много естественных преград — оврагов и высот с возведенными на них «весьма сильными фортификационными сооружениями»: редутами, батареями и флешами. Кроме того, еще в марте были построены «два плавучих моста на лодках», позволявших поддерживать связь между войсками, расположенными на обоих берегах реки Алле.
Выбор этой позиции Беннигсен мотивировал стремлением «обеспечить сообщение с рекою Прегель и иметь возможность защитить и прикрыть, насколько возможно, Кенигсберг»{139}. Иначе говоря, почти за три месяца до неизбежного сражения главнокомандующий больше думал о путях отступления, чем о развитии успеха. К этому побуждало его мнение о «чрезвычайной предприимчивости противника»{140}. Боялся Леонтий Леонтьевич Наполеона. Очень боялся. Оставалось надеяться на русских солдат. В них он все-таки верил, надо отдать ему должное.
