Николай Игнатьев - Походные письма 1877 года
Три дня тому назад тырновские укрепления были оставлены. Разве стоянка наша ободрит турок, и они вернутся, но пока до Балкан едва ли можно ожидать сопротивления серьезного.
Ты знаешь мой давнишний проект кампании{20}. Полагаю, в главных чертах и с некоторым замедлением в исполнении проект этот в главных основаниях будет применен. В войске начинают поговаривать, что внушителем всего благого я, но что по скромности и преданности бескорыстной к делу я не высказываюсь. Не утерпел и телеграфировал вам для получения ответа твоего, бесценная жинка, прежде окончательного перехода нашего, то есть Главной квартиры, за Дунай и наступления затруднительности сообщений с Крупнодерницами.
Наследник будет командовать двумя корпусами (Ванновского и князя Шаховского), предназначенными для осады Рущука и обеспечения нашего тыла, тогда как сам Николай Николаевич с 4-м корпусом пойдет на Адрианополь к Константинополю. Ванновский будет начальником штаба у наследника, а Дохтуров (лучший офицер Генерального штаба) - помощником. Корпусом Ванновского будет командовать великий князь Владимир Александрович. Не сомневаюсь, что Рушук будет взят и что их высочества приобретут полезную военную опытность, славу и георгиевские знаки. Но жалко, что цесаревича подвергают опасностям, и молю Бога, чтобы глупая турецкая бомба его не задела.
Дохтурову я серьезно выставил ответственность, которая ляжет перед всей Россией на весь осадный корпус, а на него в особенности, если наследника подвергнут турецкому огню и если случится с ним несчастье.
Воображаю себе смятение в Константинополе. К сожалению, на Кавказе дела приняли неблагоприятный оборот со времени принятия великим князем Михаилом Николаевичем непосредственного начальствования. Это ободрило турок и помешает благоразумным пашам взять верх и просить мира.
Английский флот, бывший у Пирея, куда-то пошел{21}. Нас сильно занимает вопрос - в Дарданеллы ли направятся суда британские или для занятия Хиоса, Кандии или Египта в экономических видах?
Сейчас приехал курьером из Петербурга флигель-адъютант граф Чернышов-Кругликов, привез письмо батюшки и матушки от 12-го, а от тебя, бесценная жинка моя, опять ни малейшей строчки. Чернышев сидел в Казатине 3 часа, видел жандармского унтер-офицера, но ничего от него не получал. Куда пропадают твои письма? Прискорбно, но, видно, и это испытание надо мне снести с покорностью.
Всех генерал-адъютантов, свитских генералов и флигель-адъютантов распределяют при двух армиях - Николая Николаевича и наследника - на случай приезда государя, а также и по корпусам. Лоря попадает в самый дальний, правый корпус, что ему весьма не нравится. Не знаю еще, куда меня судьба забросит.
Слышна пальба со стороны Никополя. Еду на рыжем (Али) в Систов с государем. Армия в полном движении, с одной стороны, к Балканам, с другой, к Рущуку. Турки по-видимому сосредоточивают войска в Шумле и за Балканами. Опасаюсь, что встретятся затруднения для обеспечения продовольствия войск, ибо турки сделают все, чтобы опустошить край и угнать скот.
Елена может совершенно успокоиться насчет здоровья мужа: с жаркою погодою голос его совершенно поправился (крупинки пер., sulph. u phosphor также помогли, хотя он и не хочет признать), и здоровье лучше, нежели было в Круподерницах.
Планы Церетелева расстроились: у Скобелева отняли командование Кавказскою дивизиею, и наш спутник, устроившийся очень удобно при старике и молодом, должен был вернуться в сотню своего полка урядником. Постараюсь опять поправить его обстоятельства. Он передал мне большое письмо для тебя - передаю фельдъегерю.
Сегодня ездили мы с государем в Систово - показывать покоренный город принцу Гессен-Дармштадтскому, приехавшему сюда заявить о смерти старого и воцарении нового псевдовладетеля. Прием торжественный. Болгарская дружина расположена в городе, и Христо не нарадуется при виде болгарского знамени.
Когда сели за стол (с приходом главного обоза государь обедает со всеми в большой палатке - до 100 кувертов) и съели щи, раздался погребальный марш музыки Преображенского полка и звон похоронный соседней церкви: несли тело молодого гвардейского офицера Тюрберта, раненного и потонувшего на понтоне при переправе. Тюрберт - красивый молодой человек с блестящими дарованиями, милым характером, сетовавший еще в Плоештах, что не представляется применения в артиллерийском бою его специальным познаниям. Желание его было удовлетворено, ему предстояло действовать на правом берегу Дуная с первою горною батареею, туда переправляющейся. А судьба решила иначе: он утонул, раненный, в страшных страданиях, не достигнув желанного! Тело его выброшено было на островок и узнано товарищами лишь по мундиру и погонам. Лицо посинело, обезображено и вспухло, зубами стиснул кулак. Ты можешь себе представить, как подействовал этот memento mori* на расположившихся отобедать на серебре царском. Государь поддался одному из тех великолепных сердечных увлечений, которые ему свойственны, встал со стола, поспешно пошел за гробом, который несли товарищи, вошел в церковь и присутствовал до конца отпевания. Служил Ксенофонт Яковлевич. Мы все пошли в старую закоптелую церковь, в преддверии которой и похоронили молодого гвардейца. Я не удержался заметить стоявшему подле меня британскому агенту Wellesley: il у a tr peu de t couronn et pas un seui lord anglais qui auraient quitt un diner pour assister une pareille c Il a avou que j'etais dans le vrai. Je n'ai pas m la m r aux agents allemand et austro-hongrois, afin de faire relever dans leur correspondance ce magnifique trait de notre souverain*.
После отпевания вернулись продолжать обедать. Все были молчаливы.
Два дня сряду свирепствует северный ветер, несущий облака пыли с проходящей в 20 шагах от моей палатки большой дороги. Тридцать раз обтирают стол - все заносит. Белье в кровати покрыто пылью. Только что сполоскаешь рот - песок уже слышен на зубах. Я ничего подобного не видывал. Сегодня ночью беспрестанно просыпался, ожидая, что разорвет палатку на клочки. Устояла. Вода мутна донельзя. Все это крайне невыгодно для моих глаз, но Бог милостив, они не красны и не слезятся больше обыкновенного.
Екатерина Матвеевна, вероятно, уже гостит в Круподерницах. Передайте мой искренний привет. Жалею, что сам не могу угощать. Надеюсь, что погода вам благоприятствует. В Петербурге морозы. Обнимаю тысячекратно тебя, мой бесценный друг и милейшая жинка. Великий князь Алексей Александрович пил за твое здоровье вчера. Целую ручки у матушки. Обнимаю и благословляю деток. Не забывайте любящего вас Николая
No 12
26 июня. Бивак у Зимницы
Сейчас прибыл нежданный фельдъегерь и доставил мне великую радость: письмо от родителей от 16-го и три письма от тебя, моя бесценная подруга, а также письма от добрейшей матушки и Павлика. Письма твои от 13-го, 15-го и 16-го утешили меня несказанно, и я так повеселел, что и бивак наш показался мне лучше прежнего. Спасибо вам. Но надо принять меры, чтобы ни мои, ни ваши письма не залеживались в Казатине. По объяснениям фельдъегеря, подробно мною допрошенного, оказывается, что Руденко был послан в Киев, а письма лежали, на станции, так как-никто ими не распорядился. Поручи Николаю Григорьевичу сговориться с Руденко на случай повторения подобной невзгоды. С появлением твоих писем и ветер стал утихать, и пыли стало меньше. Я, кажется, забыл тебе сказать, что я на этих днях ездил в свите на рыжем Али. Он только сначала погорячился, но ходил хорошо и ничего не боялся. Благодарю за совет его взять. Сначала он хворал то ногою, то спиною, но теперь исправен.
