Любовь Воронцова - Софья Ковалевская
— Я нашел у вас признаки писательского таланта и очень хотел бы дать оттиск повести Марии Александровне Боковой. У нее чрезвычайно тонкое чутье на подобные произведения… Вы должны непременно писать, — продолжал он. — Но нужно приняться серьезно изучать иностранные литературы и сочинения критиков. Особенно английских. Только такой серьезный труд делает человека истинным беллетристом. Все великие таланты не изливали своих произведений вдруг, как бы по вдохновению, но много работали над ними.
— Да ведь это нужно всегда, во всяком деле, если хочешь добиться чего-нибудь хорошего, — не удержалась Соня и заговорила о математике и естествознании. Глаза ее загорелись. Смуглое лицо порозовело.
Владимир Онуфриевич с трудом отводил от нее взгляд.
На следующем свидании он заявил Жанне и Анюте, что он, конечно, готов вступить в брак, но только… с Софьей Васильевной.
Это было как гром в ясном небе: младшую Крюковскую, несмотря на ее семнадцать лет, никто не принимал в расчет, считая ребенком, «воробышком». Соня меркла рядом со своей блестящей сестрой. Она сама безмерно восхищалась Анютой, находила ее недосягаемой по красоте, уму, таланту. И вдруг такая неожиданность! Главное же, из-за этого предстояла борьба с отцом: вряд ли он согласится выдать замуж юную Соню прежде двадцатичетырехлетней Анюты.
Но Владимир Онуфриевич упорствовал:
— Как угодно. Я женюсь только на Софье Васильевне.
— Уговорить папу берусь я сама, — решительно вмешалась Соня.
И с этого дня произошло чудо: Соня стала открывать в Ковалевском множество достоинств. То она нашла, что у него приятная улыбка; то ей понравились его глаза, потом полюбились даже потешные морщинки на носу, возникавшие при смехе. Могла ли она остаться равнодушной, если Ковалевский — такая выдающаяся личность, какой Соня до сих пор не встречала, — отличил ее!
Владимир Онуфриевич поразил воображение молодой палибинской барышни. Жизнь его была увлекательнее любого романа.
Белорусский дворянин, Ковалевский родился в августе 1842 года в именин Шустянка, бывшей Витебской губернии. Лет девяти-десяти его отдали в известный петербургский пансион В. Ф. Мегина, где было отлично поставлено изучение иностранных языков. И затем Ковалевского приняли в аристократическое Училище правоведения.
Его брат, Александр, учился тогда в Петербургском корпусе инженеров путей сообщения, а затем на естественном отделении физико-математического факультета в университете. Владимир Онуфриевич подолгу жил у брата, к которому приходило много студентов-естественников, людей передовых, радикально настроенных. Он проявлял к их беседам больше интереса, чем к занятиям в училище.
Вскоре отец не смог поддерживать его материально, и Владимир Онуфриевич в пятнадцать лет сам выхлопотал себе стипендию, а в шестнадцать стал зарабатывать деньги переводами иностранных романов для книготорговцев Гостиного двора. Он поражал всех своей памятью, способностями и необычайной склонностью «участвовать во всяком движении».
Окончив Училище правоведения и получив должность в Департаменте Герольдии Правительствующего сената, Владимир Онуфриевич не захотел служить. Он взял отпуск, уехал в Гейдельберг, где в это время находился его брат Александр вместе с Менделеевым, Сеченовым, С. Боткиным. Бородиным, вскоре прославившими русскую науку.
Ковалевский занялся было юриспруденцией, потом уехал на год в Тюбинген, оттуда — в Париж, в Ниццу, в Лондон. В Лондоне он познакомился с Герценом, около года давал уроки его дочери Ольге, общался с известными русскими эмигрантами.
Во время польского восстания 1863 года по письму своего товарища студента Медико-хирургической академии Павла Ивановича Якоби прибыл во Львов. Якоби послали в Польшу для оказания медицинской помощи имперским войскам, но он присоединился к повстанцам, был ранен, и Ковалевский тайно переправил его за границу, а сам вернулся в Россию.
Служить чиновником Ковалевский не желал и занялся в Петербурге издательской деятельностью.
Он переводил и печатал книги, в которых нуждались передовые люди России: «Гистологию» А. Келликера, «Геологические очерки» Л. Агассиса, «Геологические доказательства древности человека» Чарлза Ляйэлля, классический труд Чарлза Дарвина «Изменения животных и растений вследствие приручений» (раньше чем он был опубликован в Англии), «Жизнь животных» А. Брэма (под редакцией В. Зайцева, А. Путяты и В. Ковалевского), «Начальные основания сравнительной анатомии» Т. Гексли (под редакцией И. М. Сеченова), «Зоологические очерки» К. Фохта и многие другие научные и научно-популярные работы крупнейших прогрессивных ученых Запада.
Огромное впечатление в обществе произвело издание им романа Герцена «Кто виноват?». Хотя книга вышла без фамилии автора, ее узнали. А в ту пору даже простой визит к прославленному писателю-эмигранту царское правительство считало государственным преступлением!
Ковалевский был знаком со многими революционерами, чья жизнь для юной Сони представлялась золотой легендой. Он встречался с другом Чернышевского поэтом Михаилом Илларионовичем Михайловым, которого называли основоположником женского вопроса.
Был в дружбе Ковалевский и с писательницей Людмилой Петровной Шелгуновой — сестрой Евгения Михаэлиса — видного шестидесятника, к которому с нежным вниманием относился Чернышевский. Другая сестра Михаэлиса, Мария Петровна, после гражданской казни Чернышевского бросила ему в карету букет цветов, была арестована за это и выслана из Петербурга в имение родителей. Ковалевский считался близким человеком в доме Михаэлиса, влюбился в Марию Петровну и в сентября 1865 года сделался ее женихом. Свадьба расстроилась странным образом: часа за два до венчания жених и невеста завели какой-то разговор, потом пришли к матери и объявили, что свадьбы не будет. Ни Ковалевский, ни Михаэлис никогда не открыли причину этого разрыва, хотя и говорили, что любят друг друга.
Через два года Мария Петровна вышла замуж за революционера-пропагандиста H. H. Богдановича, подвергалась неоднократным арестам, была заключена в Петропавловскую крепость и после освобождения долго состояла под надзором полиции. Изредка она встречалась с Ковалевским.
Издательские дела связали Ковалевского с выдающейся личностью — Николаем Александровичем Серно-Соловьевичем, другом и сподвижником Чернышевского. Это был человек, воодушевленный благородным стремлением бороться за свободу и просвещение народа. Серно-Соловьевич объездил крупнейшие страны Европы, понял, что на государственной службе он не сможет служить народу, и занялся частной деятельностью.