Марина Евтушенко - Воспитание православного государя в Доме Романовых
Анализ исторических фактов, связанных с первыми шагами воцарения Павла I, убеждает, что действовал он по заранее продуманной схеме.
Первое, что он вознамерился сделать до похорон своей матери, – это восстановить справедливость по отношению к законному императору России – своему убиенному отцу – и совершить над ним чин погребения с почестями, ему подобающими как законному императору.
По его приказу гроб с телом покойного Петра III был торжественно извлечен из могилы, останки переложены в новый гроб, а на череп его была возложена корона. Этот жест не может в полной мере считаться посмертной коронацией императора Петра Федоровича, так как коронация включает в себя две составляющие: светскую и религиозную. В первой части императору вручают инсигнии: корону, скипетр и державу. Во второй части над ним совершают таинства миропомазания и монарх причащается Святых Тайн. Над мертвым телом ни того, ни другого совершить нельзя. Тем не менее всем торжественным и жутким обрядом, внешне повторяющим коронацию, Павел Петрович хотел публично вымолить прощение за себя и за свою мать за совершенный грех цареубийства и заставить общество признать ошибку в попустительстве за это преступление. Но прежде всего цель этого действа состояла в том, чтобы подчеркнуть законность своей власти, ее преемственность с существующей императорской династией и с православно-самодержавной традицией[255].
В Манифесте о вступлении на престол от 06.11.1796 он ссылался на «наш прародительский, наследственный, императорский, всероссийский трон»[256].
Таким образом, воцарение Павла I не только совпало с началом зимы, но и было ознаменовано мрачным торжеством погребения матери и отца, останки которого были перевезены из Александро-Невской Лавры в императорскую усыпальницу Петропавловского собора. Шведский посланник Стединг, увидев рядом с гробом покойной императрицы Екатерины гроб со скелетом ее убиенного супруга, писал: «Что можно сказать об этой честолюбивой женщине, которая диктовала свою волю земным государям, а теперь лежит у всех на глазах рядом с мужем, которого приказала убить? Какой страшный урок дало Провидение всем порочным натурам»[257].
На первой медали, которая была изготовлена по случаю этого события, были изображены два гроба родителей императора Павла.
«Истинно зимним, мертвенным холодом повеяло от нового царствования, – писал историк XIX в., – лютый мороз дохнул на розы и лавры золотого века Екатерины». На смену века «женского правления» пришла мужественная, воинственная эпоха[258]. Никто не знал, чего ожидать от нового правителя, которого все привыкли считать вечным недорослем.
Однако перед вступлением во власть Павел патетически произнес: «Я прожил сорок два года. Бог меня поддерживал. Быть может, Он даст мне силу и разум исполнить даруемое Им мне предназначение»[259].
Его бывший законоучитель Платон в конце XVIII в., оставив свои труды при дворе, жил в Троице-Сергиевой лавре. Но по воле императора Павла I главным действующим лицом при его коронации все же был именно митрополит Платон Левшин.
Глава 5. Коронация императора Павла I
Предстояло важнейшее событие в жизни Павла Петровича – восшествие на престол, или коронация[260].
В XVIII в. наблюдалась эволюция ее модели, что было обусловлено необходимостью приспособиться к политическим и культурным требованиям современности. Этот ритуал издревле имел сакральный характер принятия монархом символов принадлежащей ему власти. Сам государственный акт коронации декларировал преемственность власти, торжественно заявлял «граду и миру» о ее новой модели, а также утверждал территориальную целостность государства, его политический суверенитет и единство нации. Не явилась исключением и коронация Павла I[261], чье восхождение на престол необходимо рассматривать исключительно в контексте его идеологической доктрины[262].
Перед началом торжества был издан ряд официальных документов, оповещающих подданных о предстоящих событиях: Манифест о вступлении на престол; Манифест о предстоящей коронации[263]; «Чин Венчания», изданный Святейшим Синодом в двух вариантах[264], и специально разработанный план императора о самом обряде[265].
Все эти документы вошли в отдельный свод[266].
Точная дата коронации не была назначена, однако для проведения торжеств был отменен траур по Екатерине II и Петру III, который, по законам Православной Церкви, должен был длиться год[267].
Традиционно коронация всегда проходила в главном храме России – Успенском соборе Московского Кремля[268], что подчеркивало сакральный статус события. После коронации император в сопровождении семейства, ближнего окружения и духовенства по сложившемуся обычаю должен был посетить также Архангельский собор, где покоились его прародители – великие князья и цари из династий Рюриковичей и Романовых – для поклонения их мощам. Последним было посещение «государева» Благовещенского собора, бывшего до XVIII в. домовым храмом русских государей[269].
По пути из Санкт-Петербурга в Москву Павел Петрович остановился в Петровском путевом дворце, построенном Екатериной II, чем заложил традицию для последующих коронующихся императоров. Здесь он принимал поздравления по поводу предстоящего события. Особенно его растрогала речь митрополита Московского Платона, в которой владыко в очередной раз подчеркнул высокую миссию российской верховной власти.
Из столицы в Москву были доставлены императорские регалии: большая и малая короны, скипетр, держава, далматик, государственный меч, государственная печать, государственное знамя, орден Андрея Первозванного и т. д. Все императорские регалии имели двойную семантику: они являлись символами и светской, и религиозной власти[270]. Для Петра Великого и его преемников царские регалии были выражением западного характера их власти, а для Павла I они заключали в себе прежде всего священную сущность монархии, учение о которой шло из Византии.
По пути следования императора от путевого дворца к Успенскому собору, кроме уже существующих Триумфальных арок, были построены еще шесть новых. Они должны были символизировать «Золотые ворота», через которые, согласно Новому Завету, Господь въехал на молодой ослице в Иерусалим. Дата въезда императора Павла Петровича в Москву была назначена на 23 марта, что совпадало в тот год с величайшим православным праздником – Вербным воскресеньем, или Входом Господнем в Иерусалим. Это было, разумеется, не случайным совпадением. Появление государя верхом на коне сопровождалось колокольным звоном со всех церквей первопрестольной и пушечной пальбой из 71 орудия. Таким образом, с самого начала коронация Павла I ассоциировалась в сознании народа с величайшим православным праздником, и в ней счастливо соединились «государственная, военная и религиозная церемонии»[271].
