Юрий Мухин - Трагедия Сталина и его сыновей
Василий любил Якова. Тот был обаятельный человек. Но Яков больше любил Васю, чем тот его. Яша, может, как старший, очень любил Васю и Светлану. Светлана тоже очень любила Яшу».
Но Сталин к приезду Якова в Москву уже был женат, причем его молодая жена Надежда была всего на 6 лет старше Якова, и у Сталина от нее уже был ребенок. Нет сомнений, что Сталин прилагал все усилия, чтобы сблизиться со старшим сыном, нет сомнений, что и Надежда пыталась стать Якову матерью. Но, как мне кажется, как родители ни старались приблизить его к себе, Яков не мог не чувствовать себя кем-то «вне» этой молодой счастливой семьи. Вообще-то этот период истории семейной жизни Сталина очень плохо восстановим, поскольку Сталин еще не был тем, кем он стал лет через десять, и не вызывал большого интереса окружающих. Судя по всему, молодой дикарь ревновал Надежду, возможно, ему было обидно, что отец пренебрег памятью о его матери и снова женился. Как следует из дневника тетки Якова, Марии Сванидзе, Сталин и десятилетия спустя считал отношение старшего сына к своей второй жене отвратительным.
Кроме того, вне дома положение усугубляло то, что Яков: «Русский знал плохо, образование было слабенькое. Ему пришлось пойти в школу и учиться с детьми младше его. Да еще и они усваивали лучше. Он стеснялся этого, чувствовал свою некоторую ущербность, что ли, в этом плане. И отец его жалел», — вспоминает А. Сергеев. Думаю, что и эта жалость гордому молодому грузину была в тягость, и он, на мой взгляд, не мог не стремиться обрести самостоятельность — стать кем-то, кто остальным важен сам по себе, а не как сын одного из вождей государства. Более того, Яков, судя по всему, при наличии гордости совершенно не имел честолюбия — не стремился стать в обществе кем-то заметным. Это тоже крайне расстраивало отца, который не видел жизни человека без служения обществу. В 1926 году Надежда жалуется свекрови (матери Сталина) на ее внука: «Яуже потеряла всякую надежду, что он сможет когда-нибудь взяться за ум. Полное отсутствие всякого интереса и всякой цели. Так, что-то необъяснимое. Очень жаль и очень неприятно за Иосифа, его это (при общих разговорах с тт.) иногда очень задевает. Но что же делать...».
Никто из тех, кто вспоминает о Якове, не вспоминает об его успехах в учебе или работе, надо думать, особо не о чем вспоминать. Правда, все, как один, вспоминают о доброте Якова. Думаю, что положение переростка (он, судя по всему, был на три года старше своих одноклассников и лет на 5 старше основной массы студентов на своем факультете) автоматически превращало его в некую наседку в окружении цыплят, это автоматически вырабатывало в нем чувство опекуна и защитника своих школьных и институтских товарищей. Между прочим, это не значит, что Яков был по природе туповат — если не требовалось знания русского языка и предыдущих базовых знаний, то Яков демонстрировал незаурядный ум, будучи самым сильным шахматистом не только своей школы, но и в последующем — своего института.
В школьные годы, т.е. в 20-е годы, то, что Яков был сыном Сталина, не имело большого значения, поскольку роль Сталина была видна узкому кругу людей, а на публике красовались совершенно другие вожди революции. Да что говорить о 20-х годах, вот 1934 год, враги Сталина убивают его лучшего друга С.М. Кирова, в стране объявлен траур, М. Сванидзе, о которой несколько ниже, делает в дневнике запись.
«...Церемония окончена, кордоны сняты, все разъезжаются. К утру от Сергея Мироновича Кирова останется горсточка пепла, а в душах всего народа светлая память о нем, его делах и мстительная ненависть к врагам...
На другое утро, т. к. у нас не было билетов на Красную площадь, мы уехали в 11 ч. за город и там по радио принимали всю церемонию похорон, 6-го были похороны, а 7-го в особняке Наркоминдела Розенгольц (Нарком Внешторг.) устроил вечер, и наша знать отплясывала до утра в честь Моршандо (министр торговли Франции), так неудачно навестившего Союз в такие траурные дни. И наши подхалимы не сумели показать своего «я», выявить настоящую советскую физиономию, сильную и независимую, и прилично выдержать траур, а расплясались.
Неужели оно сделано с согласия и благословения ПБ и ЦК? Неслыханное дело. Неужели мы, такая великая страна, так трагично потерявшая своего героя, не можем оплакивать его даже в присутствии своих гостей из Франции...
На следующий день Французское посольство дало ответный ужин, но без всяких танцев — они были более тактичны, чем наши министры».
Так что Сталина, как говорится, в те годы «праздновали» далеко не все, и Якову в этом смысле было легче, чем Василию, однако я уверен, стремление Якова стать самостоятельным и уйти из дома Сталина не угасало. Молодость характерна тем, что стремление чувствовать себя взрослым, полноценным человеком уже есть, а ума для того, чтобы им быть, еще нет. И Яков совершает очень важный для понимания самого Якова поступок — один из тех, которые прибавляют отцам седых волос.
В 1926 году, окончив среднюю школу (тогда 9 классов) и электротехническую школу в Сокольниках, Яков объявил о своем желании жениться на 16-летней девушке Зое Гуниной. По молодости неправильно понимают цель брака — видят в нем только возможность жить с любимыми половой жизнью на законных основаниях. Но взрослые-то цели брака понимают правильно! Разумеется, Сталин был против этого глупого поступка, глупого со стороны Якова, который еще не стал тем, кто может обеспечить семью, и которому, по мысли Сталина, надо было еще получить высшее образование.
Самолюбие Якова (что он скажет девушке — что отец ему запрещает на ней жениться?), его гордость вошли в неразрешимый для него конфликт с сыновьим долгом. Тут надо понять, что в те времена старшие поколения всех народов жили для детей, посему были детьми искренне уважаемы, но, полагаю, у грузин это уважение было особо развито, поскольку даже я застал его примеры.
Я уже рассказывал, как когда-то, в середине 80-х, у нас было совещание заместителей директоров ферросплавных заводов в Челябинске. Зима была холодная и снежная, и после официальной части мы поехали на пустующую базу комбината в баню. Компания была сугубо мужская, мы парились, катались голышом в сугробах, снова парились, после чего, естественно, выпивали и вели душевные беседы. О чем — не помню, но о чем могут говорить выпившие мужики в лесу? О хреновом начальстве и о хороших бабах. И вот слово взял самый молодой из нас, грузин из Зестафони, и его рассказ единственно мне запомнился.
«Сажусь в поезд, со мною в купе двое русских: один такой, старше меня, интеллигент в очках и старик, простой такой старик. Этот интеллигент отвернулся от нас к окну, достал бутерброды и начал кушать. А старик достает из сумки что-то простое — хлеб, курицу — и говорит нам: «Угощайтесь!» А интеллигент говорит старику: «Спасибо, не хочу!» Я возмутился: «Как ты можешь! Человек тебе хлеб предлагает, а ты отказываешься!?» Я, конечно, тоже достаю бутылку коньяка, беру у проводника стаканы, наливаю и предлагаю выпить каждому за своего отца. Выпили, и интеллигент говорит: «А я вот не думаю, что мой сын в поезде с незнакомыми людьми стал бы пить за меня». А я его спрашиваю: «А ты сам когда-нибудь в поезде с незнакомыми людьми за своего отца пил?»
