Евгений Полищук - «Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1
Первым, кто встретил Иванова, был Покрышкин. Узнав о происшествии, Виктор Петрович тут же потребовал от штурмана полка освободить летчика. Для Исаева это был щелчок по самолюбию, и он его, конечно, не забыл.
Двадцать первого июля полк перебрался за Дон. Группа летчиков полка полетела в район Ставрополья с целью сдать в полковые мастерские самолеты, у которых был на исходе моторесурс. По существу, это был выход на отдых. В полку остались две эскадрильи – Покрышкина и Крюкова.
С каждым днем брешь в обороне советских войск расширялась, немцы по ночам регулярно бомбили аэродром, и летчикам редко когда удавалось выспаться. А днем приходилось вести неравные бои. Против сотни советских самолетов на Южном фронте действовала тысяча немецких.
То была, пожалуй, самая трудная пора войны. Люди сдавали от постоянного переутомления.
Командир полка майор Иванов, обеспокоенный отсутствием известий от улетевшей группы летчиков, решил искать их сам. Он вылетел на поиски на стареньком «Ут-2», и при запуске мотора во время пребывания на одном из полевых аэродромов настолько серьезно повредил себе руку, что его срочно отправили в госпиталь.
Узнав об этом происшествии, в полку все сильно переживали. Иванова уважали как командира и любили как человека, прекрасно понимая, какую роль он играл в коллективе.
31 июля 1942 года было объявлено построение личного состава полка. Начальник штаба Датский зачитал приказ командира дивизии о назначении командиром 16-го гвардейского истребительного полка штурмана Исаева. Летчики лишь недоуменно переглядывались. Все понимали, что Исаев по своим деловым качествам и летной подготовке для этой должности явно не подходил, тем более в такое напряженное время. В полку осталось пятнадцать летчиков и столько же потрепанных в боях «Яков».
Исаев, вероятно, и сам был не рад этому назначению, поскольку опасался, что может не справиться с новыми обязанностями. Но приказ есть приказ, его нужно выполнять, и вместо того, чтобы попытаться найти душевный подход к воздушным бойцам, к лидерам, какими были Крюков, Фигичев, Покрышкин, опереться на их опыт и знания, он решил зайти с другой стороны. Уже на первом построении он заявил, что намерен выбить из коллектива «ивановские привычки» и навести дисциплину.
Большей бестактности, чем это заявление, придумать было невозможно, и первым, кто по этому поводу возмутился, был, конечно, Покрышкин. Быстро сообразив, что сморозил глупость, новый командир полка скомкал разговор, но оба ясно поняли: хорошим отношениям между ними не бывать.
Исаеву вскоре присвоили звание майора.
Через несколько дней в районе станицы Гетьманской, уже на Северном Кавказе, Покрышкин с четверкой товарищей, не спрашивая у Исаева разрешения – что тут спрашивать, он бы все равно не разрешил, – организовал воздушную засаду.
Немцы вели себя нагло. Их бомбардировщики появлялись в определенные часы и словно по расписанию бомбили город Кропоткин.
Недалеко от линии фронта Покрышкин выбрал среди гор узкую полоску земли. С большими предосторожностями пятерка приземлилась на ней и замаскировалась. В половине третьего должны были появиться немцы.
Точно, минута в минуту, на фоне гор, между кучевыми облаками, появилась группа из тридцати «Ме-110» и «Ю-88». На этот раз они шли бомбить грозненские нефтепромыслы и одну из крупных железнодорожных станций.
Вначале им навстречу поднялись Покрышкин, Науменко, Бережной. Они атаковали первую группу из 18 самолетов. Вторую группу из 15 самолетов атаковали Федоров с Вербицким.
Атака советских истребителей в горной местности явилась для немцев полной неожиданностью. Они знали все советские аэродромы, которых было немного, понимали, что горы – не степь, в любом месте посадочную площадку не устроишь, поэтому обходили все аэродромы стороной и спокойно летали.
В результате внезапной атаки было сбито пять немецких самолетов, а остальные побросали свои бомбы в горы и удрали. Покрышкин сбил два «Ю-88» и один «Ме-110». Федоров сбил один «Ме-110», и один самолет они сбили коллективно. Поскольку в атаке участвовали пять советских летчиков, то было решено, что каждый из них сбил по одному самолету, чтобы не было обидно. Так и доложили начальству.
За этот бой командующий 4-й воздушной армией генерал Вершинин приказал представить к награде всех участников. Орденами наградили Федорова, Науменко, Вербицкого и Бережного. Покрышкина в наградном списке не оказалось, и он прекрасно понимал, чьих рук это дело.
Впрочем, тогда было не до наград. Оставшиеся в полку пятнадцать летчиков, как и тысячи их собратьев по оружию, меньше всего думали о наградах. Не мудрствуя, они по четыре-пять раз в день летали на штурмовки вражеских войск, от перегрузок уставали так, что порой не могли выбраться из кабин, и их, обессиленных, вытаскивали техники; в свободные минуты они горько сетовали на военные неудачи, с болью воспринимали потерю Ростова; проклинали Гитлера и всю его свору; тужили, что в полку так мало самолетов, а те, что остались, латаные-перелатаные и слабо вооружены; что не хватает бензина, интенданты не подвозят вовремя папиросы. Однако это не мешало им после удачного боевого дня пошутить или «травануть» анекдот. Летчики дрались в строю локоть к локтю – русские, украинцы, белорусы, казахи – и вместе делали святое дело – защищали Родину. Это был боевой коллектив, крепкий, сильный, с традициями, привитыми командиром полка Виктором Ивановым.
«…И вот теперь получается так, – невесело размышлял Саша, – что боевой коллектив от меня отвернулся, не поддержал, стоило мне только споткнуться…»
В нем было развито чувство фронтового братства. К каждому фронтовику, будь то летчик или техник, шофер или официантка из летной столовой, он невольно ощущал теплое чувство приязни и родства, которое часто скрывал за внешне грубоватой манерой общения. И то, что его, боевого офицера, заслуженного фронтовика, в прямом смысле грудью защищавшего Отечество, начальство и коллектив бросили, отвернулись, не поддержали при таких несерьезных, на его взгляд, обстоятельствах, наполняло его душу невыносимой горечью.
По натуре своей человек цельный и гордый, он всегда сильно страдал от незаслуженных обид, хотя и скрывал это от окружающих. Он всегда считал, что живет и поступает правильно, как подобает честному человеку. Не переоценивал своих заслуг, с одинаковой требовательностью относился к себе и другим, не мирился с тем, что считал неправильным в фронтовой жизни. И вот теперь его принципиальность была перевернута с ног на голову, передернута и использована в своих целях некоторыми так называемыми «товарищами по партии, настоящими коммунистами». Они попросту воспользовались случаем, чтобы избавиться от неудобного им человека, а на все остальное им просто наплевать. Был человек и нет его, война все спишет.
