Илья Шифман - ЦЕЗАРЬ АВГУСТ
Между тем Антоний овладел лагерем Кассия, и последний, думая, что республиканцы потерпели поражение, покончил с собой. Новое сражение произошло 23 октября; в этом бою войско Октавиана обратило Брута в бегство; сам Брут также покончил жизнь самоубийством. «Нападение было и неистовым, и жестоким, – рассказывает Аппиан. – Стрел, и камней, и метательных копий у них было меньше, чем требовалось военным обычаем, да и никакими другими приемами искусства и строя они не пользовались, но, кинувшись с обнаженными мечами в битву, они рубили и были рубимы, и одни других вытесняли из строя, одни ради спасения скорее, чем ради победы, другие же ради победы и повинуясь убеждениям полководца, вынужденного вступить в битву. Кровопролития и стонов было много, и тела от них уносились, а другие становились на их место из резервных… Те же отступали шаг за шагом и осторожно; когда же у них и боевой порядок уже стал нарушаться, они начали отходить быстрее; а когда с ними стали отступать стоявшие во втором и в третьем ряду, перемешавшись все вместе, в беспорядке теснились и своими, и врагами, беспрерывно на них налегавшими, пока, наконец, явно не побежали».117 Пройдет время, и великий римский поэт
Квинт Гораций Флакк, бывший в армии Брута военным трибуном, вспомнит о своем бесславном бегстве, когда он бросил щит, и его, трепещущего от страха, сквозь ряды врагов в сгустившейся туче провел быстрый Меркурий: 118
Кто из богов мне возвратил
Того, с кем первые походы
И браней ужас я делил,
Когда за призраком свободы
Нас Брут отчаянный водил?…
Ты помнишь час ужасной битвы,
Когда я, трепетный квирит,
Бежал, нечестно брося щит,
Творя обеты и молитвы?
Как я боялся, как бежал!
Но Эрмий сам внезапной тучей
Меня покрыл и вдаль умчал
И спас от смерти неминучей. *
_________
* Перевод А. С. Пушкина
В общеисторическом плане битва при Филиппах справедливо расценивалась уже в древности как противостояние свободы против единовластия; 119 поражение Брута и Кассия знаменовали собой окончательное крушение в Риме республиканского строя. В личном плане Октавиан воспользовался победой для новых кровавых расправ со своими противниками. Рассказывали, что одному из них, молившему не лишать его погребения, Октавиан ответил: «Это будет во власти воронов». В другом случае он предложил отцу и сыну разыграть, кому из них умереть; отец поддался и был казнен, сын покончил с собой, а Октавиан за всем этим наблюдал. В свою очередь и некоторые пленники, когда их проводили в цепях мимо победителей, осыпали Октавиана жестокими оскорблениями.120 Голову Брута он отправил в Рим, чтобы ее бросили к статуе Цезаря. Это были, конечно, самые впечатляющие случаи на фоне казней, репрессий, убийств.
Пройдет время, и, подводя итоги своей жизни, Октавиан (тогда уже Август) поставит себе в заслугу то, что он отомстил убийцам своего отца (Цезаря) – изгнал их, и предал суду, и разгромил в двух сражениях.121
После разгрома республиканцев при Филиппах власть в Римской державе оказалась в руках триумвиров. Впрочем, фактическое господство досталось победителям – Октавиану и Антонию; последний отправлялся на Восток, а Лепид оказался оттесненным на второй план. Его провинции поделили между собой победители при Филиппах; его самого обвиняли в том, что он будто бы установил предательские связи с Сек-стом Помпеем, и Октавиан должен был провести специальное расследование по этому поводу. Если бы обвинение оказалось ложным, то Лепиду могла быть выделена одна из провинций. Позже выяснилось, что обвинения были вздорными. При дележе добычи в целом Антонию достался Восток, а Октавиану – Запад, причем Октавиан получил Испанию и Нумидию, а Антоний из западных провинций – Галлию и Африку. Цисальпинская Галлия должна была оставаться самостоятельной провинцией. Центром владений Октавиана была Италия, – позиция, давшая впоследствии ему немалые преимущества. Спустя некоторое время Антоний передал Африку Октавиану, а Октавиан – Лепиду.122
Разболевшийся Октавиан, прибыв в Италию, столкнулся с серьезными трудностями и волнениями. В Риме распространялись слухи о его смерти; одни встречали это известие с радостью, другие – с тревогой, ожидая всяких бедствий. Октавиан обратился к сенату с письмом, в котором призывал сенаторов к спокойствию и обещал управлять кротко и человеколюбиво по отцовскому (Цезаря) примеру.123 Но такие обещания было легче дать, чем выполнить. Октавиан был вынужден проводить в жизнь мероприятия, которые не могли прибавить ему популярности, и первое из них, конечно, – наделение ветеранов землей. Всего землю должны были получить около 170 тыс. человек из территорий, принадлежавших 18 богатейшим и крупнейшим городам Италии, таким как Капуя, Регий, Вибон, Венусия, Беневент, Нуцерия, Аримин, Гиппоний.124 Впоследствии Регий и Вибон, чья помощь была необходима в борьбе с Секстом Помпеем, были изъяты из этого списка. Землю ветераны получали со скотом, рабами, инвентарем; они захватывали лучшие участки и зачастую больше, чем им полагалось.126 Ветераны добивались получения имуществ в ранее намеченных богатых городах, не затронутых войной; города требовали распределения ветеранских колоний по всей Италии, чтобы ветеранам давали наделы в других городах и получатели заплатили за полученные участки.127 В результате ситуация в Италии резко обострилась; по всей стране появились толпы обездоленных, которых прогоняли с их полей, лишали отеческого очага и крова. Какие при этом разыгрывались человеческие трагедии, видно на примере того, что постигло Вергилия – величайшего римского поэта эпохи.
Публий Вергилий Марон (70-19 гг. до н. э.) родился близ Мантуи в относительно богатой семье; его родителям принадлежало земельное владение в окрестностях этого города. После битвы при Филиппах оно было конфисковано, и некий центурион Аррий выгнал их из дома; родители стихотворца и их тогда 28-летний сын, в ту пору уже известный литератор, оказались разоренными. О размерах потерь свидетельствует тот факт, что отобранная земля была поделена между шестьюдесятью ветеранами. Обращения к местным властям не дали результата. Октавиан по ходатайству друзей поэта – Корнелия Галла, Асиния Поллио-на и Альфена Вара – вернул Вергилию его участок, однако один из ветеранов, Милиен Торон, едва его не убил. Вергилий получил возмещение в Риме. На том дело и кончилось.128 Сам Вергилий 129 яркими красками живописал горькую участь изгнанника, которому осталось брести на край света – в Африку, Скифию, на Крит или в Британию. Никогда больше он не увидит ни отеческого предела, ни крыши родимого дома. То, что обрабатывал изгнанник, будет принадлежать бесчестному солдату, варвару, для коего «мы» засевали землю.130 Видимо, обезземеленные италики массами выселялись в провинции и там создавали свои колонии.
