Николай Валентинов - Малознакомый Ленин
В декабре 1905 года и в марте 1906 года он ездил в Москву повидаться с матерью. Она, наверное, интересовалась, есть ли у него деньги, наверное, ему их предлагала. Можно быть уверенным, что он ничего не взял. Деньги у него есть, сверх того, что он считает своим жизненным уровнем, ему ничего не нужно. В 1905 и 1906 годах ряд появившихся новых издательств, зная, что публика падко бросается на то, что до сих пор являлось запрещенной, нелегальной литературой, усердно, с согласия и без согласия автора, перепечатывало почти все, что в течение многих лет издавалось в Женеве. Одесское издательство «Буревестник» в числе прочих женевских изданий перепечатало из журнала «Заря» статьи Ленина и выпустило их в виде брошюры под заглавием «Аграрный вопрос и «критики Маркса»». Ленин весьма настойчиво потребовал уплаты за нее высокого гонорара. Повышенного гонорара он добивался и за статьи об аграрном вопросе, помещенные в февральской книжке за 1906 год журнала «Образование», руководимого меньшевиком Н. И. Иорданским. Последний был несколько удивлен настойчивостью в этом направлении Ленина, даже предположил, что Ленин нуждается в деньгах. Нет, в деньгах он совсем не нуждался, но Иорданский был в то время меньшевиком, и потому разговор с ним должен был быть иным, чем тот, который Ленин вел в большевистских изданиях.
Ленин в Петербурге имел вид несколько отличный от Ленина женевского. Он носил лучший, но не на много, костюм, лучшее, но тоже не на много, пальто. Его довольно часто можно было видеть в ресторане «Вена», где он встречался с жившей ради конспирации отдельно от него Крупской. Об этом она рассказывает в своих «Воспоминаниях»: «Так как там разговаривать на людях было не очень-то удобно, то мы, посидев там, или встретившись в условленном месте на улице, брали извозчика и ехали в гостиницу, что против Николаевского вокзала, брали там особый кабинет и заказывали ужин».
Подобных привычек у расчетливого «Ильича» до сих пор не было. Жизнь Ленина в 1906–1907 годах» некоторыми своими чертами была mutatis mutandis как бы своего рода предвосхищением будущей жизни в Кремле, в качестве правителя России. При освобождении от необходимости о том думать и заботиться, его материальные нужды, его жизненный уровень, были вполне обеспечены в 1906–1907 годах партийным фондом, а после 1917 года общегосударственным. Но следует это отметить, что и в том, и в другом случае, в отличие от всех появившихся после Ленина диктаторов, у него никогда не было жажды излишеств.
Ночевки у чужих людей, смена квартир из боязни быть выслеженным и арестованным, «холостая жизнь» так докучали, так мучили Ленина, что в феврале 1906 года он решил с этим покончить и переселиться в Финляндию, в Куоккала, 60 километров от Петербурга. Царское правительство было слишком занято революцией, чтобы соваться в это время в Финляндию, почти стряхнувшую с себя опеку Петербурга. Куоккала была уже как бы «за границей». Ленин и Крупская заняли весь низ большой дачи «Ваза», а наверху поселились другие партийцы и А. А. Богданов — в то время еще близкий товарищ Ленина. На дачу скоро приехала мать Крупской вести — такова была уже ее судьба — хозяйство. Потом приехала сестра Маняша, и Ленин, хотя и нельзя было избежать сутолоки, создаваемой приезжающими к нему партийцами, снова очутился в той семейной атмосфере, отход от которой для него был всегда мучителен. Глубочайше внедренную в него привычку быть chez soi не могли потрясти никакие громы революции. Крупская каждый день уезжала в Петербург и возвращалась поздно вечером, нагруженная разными новостями, до которых Ленин был большой охотник.
Сам Ленин бывал в Петербурге редко. В мае 1906 года он сделал новую попытку поселиться на некоторое время в Петербурге (на Забалканском проспекте) и снова, боясь слежки, сбежал в Финляндию. Куоккала, где Ленин прожил почти год, стала центром, откуда Ленин руководил большевистской партией. Туда приезжали за его директивами и лозунгами. «Дверь дачи, — по свидетельству Крупской, — никогда не запиралась, в столовой на ночь ставились кринка молока и хлеб, на диване стелилась на ночь постель, на случай, если кто приедет с ночным поездом, чтобы мог, никого не будя, подкрепиться и залечь спать. Утром часто в столовой мы заставали приехавших ночью товарищей».
Из Куоккала Ленин в начале мая 1907 года поехал на партийный съезд в Лондон, где на этот раз большинство оказалось в руках большевиков. С этого съезда Ленин возвратился в Финляндию в таком виде, что его трудно было узнать: сбритая борода, коротко подстриженные усы, огромная соломенная шляпа. Его трудно было узнать и по другой причине. Полтора года волнений, неистового, лихорадочного ража, с которым в речах, газетных статьях, в брошюрах он грыз и позорил конституционно-демократическую партию, отстаивал идею бойкота Государственной Думы и вооруженное восстание — выжали из него силы. Борьба с меньшевиками на Лондонском съезде его окончательно подкосила. Он еле держался на ногах, почти ничего не ел. Полоса крайней болезненной атонии, сменяющая у Ленина полосу бурного, ожесточенного напора, прилива энергии — есть нечто для него характерное. После приезда Ленина из Лондона его пришлось отправить в глубь Финляндии в тишайшее и безлюдное место в Стирсудден, где, уйдя от всякой политики, он мог в течение июня и июля прийти в нормальное состояние.
За два года революции Ленину пришлось множество раз выступать с речами на закрытых съездах, конференциях, собраниях рабочих и интеллигентов, никогда не бывших особенно многочисленными. Только один раз, 22 мая 1906 года, Ленин, под фамилией Карпов, произнес речь на громадном митинге в Народном доме Петербурга. Первый раз в своей жизни перед ним была аудитория в две с лишком тысячи человек. И самоуверенный вождь, трибун-агитатор, привыкший с апломбом выступать на эмигрантских собраниях в Женеве, совершенно растерялся перед тысячами устремленных на него глаз. Он волновался до такой степени, что некоторое время не мог промолвить ни слова. «Ильич ужасно волновался, — признала и Крупская. — С минуту стоял молча, страшно бледный. Вся кровь прилила у него к сердцу». Крупская утешалась тем, что партийцы, узнав Ильича, огласили зал громкими рукоплесканиями, а после его речи «необыкновенно подъемное настроение» будто бы охватило всех присутствующих и «в эту минуту все думали о предстоящей борьбе до конца».
Призывая к новому восстанию, Ленин глубочайше ошибался, что революция шла по восходящей линии. В действительности она потухала. Правительство, сохранив полицейский и военный аппарат, было достаточно сильным, чтобы справиться с уже обессиленной революционными конвульсиями страной. 16 июня 1907 года изменен избирательный закон и, вместо прежней революционной Думы, 14 ноября, при молчании страны, охваченной исключительными законами, появилась III Государственная Дума, где огромное большинство принадлежало правым группировкам. Революция умерла, чтобы возродиться только через десять лет и снова в обстановке, созданной войной. Ленин, долгое время веривший, что «самодержавие выпустило свои последние выстрелы, израсходовало свои последние резервы»[31], теперь видел свою ошибку. В изменившейся политической обстановке, Куоккала перестала быть в его глазах безопасным приютом, и в конце ноября он перебирается в глубь Финляндии, в Огльбю, местечко около Гельсингфорса.
