Роберт Масси - Николай и Александра
25 мая, в день въезда Николая Александровича в Москву, сияло солнце, отражаясь в золотых куполах и окнах домов. Сдерживая толпу, вдоль семикилометрового пути по обеим сторонам дороги выстроились войска. На балконах и в окнах домов было полно народу. На одном из специально сооруженных помостов сидела Матильда Кшесинская. «Как трудно было мне видеть коронационную процессию, когда мимо трибуны, где я сидела, проходили в коронах и порфирах… Ники со своей женой», – писала она впоследствии.
В два часа появилось шествие. Открывали его эскадрон кавалергардов и эскадрон лейб-гвардии конного полка. Солнце сияло на их золоченых касках и кирасах. За ними на белом коне, кованом на серебряные подковы серебряными гвоздями, ехал царь в мундире полковника Преображенского полка – первого и старейшего полка русской гвардии. Вслед за царем и сопровождающими его ехали золоченые кареты двух императриц, а за ними – великих княгинь и иностранных принцесс.
Лицо у государя было осунувшееся, бледное от волнения. Поводья он держал в левой руке, правой прикасался к козырьку. В карете Екатерины II, украшенной сверху короной и запряженной восьмеркой белых лошадей, ехала вдовствующая императрица. Мария Федоровна улыбалась и кланялась москвичам. В такой же карете сидела и Александра Федоровна в платье из серебристой тафты, усыпанном жемчугом, в бриллиантовом ожерелье, сверкавшем в солнечных лучах. Улыбаясь и кланяясь налево и направо, обе царицы следом за царем через Никольские ворота въехали в Кремль.
26 мая, в день коронования, небо над Москвой было голубое, безоблачное. На разукрашенных конях выезжали герольды в средневековых плащах из золотой парчи и читали царский манифест о короновании. В Кремле на ступенях Красного крыльца камер-лакеи расстелили алый бархатный ковер, протянув его до Успенского собора, где должна была состояться церемония. Напротив были сооружены деревянные помосты. Вдоль помостов на расстоянии двух-трех шагов стояли в полной парадной форме солдаты гвардейской кавалерии с палашами и саблями наголо.
Николай Александрович и Александра Федоровна встали на заре. Пока цирюльник убирал императрице волосы, царь сидел рядом и, чтобы успокоить супругу, непринужденно беседовал с ней. С помощью фрейлин государыня пыталась застегнуть тяжелое коронационное платье. Николай Александрович возложил на голову жены корону в том положении, в каком она должна будет находиться при коронации. Подошел парикмахер, держа в руке усыпанную алмазами булавку, чтобы закрепить корону. Булавка вошла слишком глубоко в прическу, и молодая царица вскрикнула от боли. Смущенный цирюльник поспешно ретировался.
Во главе процессии, спускавшейся по Красному крыльцу, шли бородатые священники в золотых ризах, за ними следовала вдовствующая императрица, ее шлейф поддерживали несколько человек. Наконец наверху показались Николай Александрович и Александра Федоровна. На груди императора была орденская лента. Рядом с ним выступала государыня в платье из серебристой тафты с красной лентой через плечо. На шее у нее была нитка розовых жемчужин. Двигались они медленно, в сопровождении камер-пажей, несших шлейф. По обе стороны императорской четы шли другие сопровождающие, несшие парчовый балдахин, над которым развевались страусовые перья. Стоя у Красного крыльца, чета поклонилась народу и остановилась перед священниками, которые окропили их обоих святой водой, после чего священнослужители поочередно поцеловали руки царю, и тот с молодой царицей вошел в Успенский собор.
Пятиглавый собор внутри весь залит светом. Алтарь отгорожен усыпанным самоцветами иконостасом. Свет, проникавший сверху, и пламя сотен свечей отражались от граней алмазов и золотых окладов икон, блики их падали на лица молящихся. Певчие, одетые в серебристые и голубые одежды, наполняли собор звуками православных песнопений. У алтаря стояли все три митрополита – московский, петербургский и киевский, архиепископы, епископы и архимандриты. На их митрах сверкали алмазы, сапфиры, рубины и жемчуга.
Вся середина собора была занята огромным помостом, в глубине которого стояли три трона: средний – для царя, правый – для вдовствующей, левый – для молодой императрицы. Царь сел на Алмазный трон XVII века царя Алексея Михайловича, сплошь усыпанный бриллиантами и жемчугами. Свое название трон получил от 870 алмазов, которыми он был украшен: в каждом подлокотнике было 85 бриллиантов, 144 рубина и 129 жемчужин. Александра Федоровна восседала на знаменитом троне из слоновой кости, привезенном в Россию из Византии в 1472 году невестой Ивана III, великого князя Московского, Софьей Палеолог.
Церемония коронования продолжалась пять часов. После обедни наступило время торжественного облачения царя и царицы. Александра Федоровна опустилась на колени, а митрополит молился за царя. В то время, когда все присутствующие стояли, царь один, на коленях, молился за Россию и русский народ. После таинства священного миропомазания император произнес клятву править Россией и сохранять самодержавие, как император и самодержец всея Руси[13]. Затем царь в первый и последний раз в своей жизни вошел в Царские врата, через которые обычно могло проходить только духовенство, и направился к престолу. И тут случилась беда. «Как камергер императорского двора, – вспоминал Извольский, – я был назначен вместе с шестью другими камергерами поддерживать императорскую мантию, которую император надевал во время ритуала вручения ему скипетра и державы перед возложением на голову императорской короны… Когда император подходил к алтарю, чтобы совершить обряд помазания, бриллиантовая цепь, поддерживающая орден Андрея Первозванного, оторвалась от мантии и упала к его ногам. Один из камергеров поднял ее и передал министру двора графу Воронцову, который положил ее в карман. Это произошло так быстро, что никто, кроме тех, кто стоял близко, этого не заметил. Позднее они присягнули молчать об инциденте, чтобы народ не счел это дурным предзнаменованием».
По традиции, взяв корону из рук митрополита, царь должен был сам возложить ее на себя. Готовясь к коронации, Николай II намеревался использовать для этого шапку Мономаха, которой, согласно преданию, короновался Владимир Мономах, правитель Киевской Руси, живший в XII веке. Помимо того что она послужила бы свидетельством приверженности царя русской истории, шапка Мономаха имела то преимущество, что весила всего два фунта. Но существовало железное правило, запрещавшее это, и молодой император надел на себя огромную девятифунтовую корону. «Большая императорская корона была сделана знаменитым Позье, придворным ювелиром Екатерины II, в 1762 году; она представляла собой митру и была увенчана крестом из пяти громадных бриллиантов, объединенных вместе неграненым рубином. Пояс, окружавший голову, состоял из двадцати больших бриллиантов. Одиннадцать больших бриллиантов находились в чешуйчатом изгибе, которым поддерживался крест, а в обручах с каждой стороны находилось по тридцати восьми розовых жемчужин», – писал великий князь Александр Михайлович. Сняв корону со своей головы, царь согласно церемониалу коснулся ею головы императрицы. Потом возложил ее на собственную голову, а царице надел другую корону, поменьше. Церемония окончилась тем, что вдовствующая императрица и все члены царской семьи подошли к коронованному самодержцу всея Руси, чтобы присягнуть ему в своей верности.
