Борис Кудрявов - Тайная семья Высоцкого
В 1971 году я поступил на высшие литературные курсы. Мне абсолютно стало некогда участвовать во всех этих актерских пьянках-гулянках. Мы стали реже видеться. Но все-таки встречались. Вели душевные разговоры. Но почти никогда не вспоминали о прежней жизни. И той истории.
— Какой той истории?
— Ну, напились мы как-то в компании, Ну, целовались с Иваненко. Ну и что? С кем не бывает? На другой день я сам об этом казусе Володьке рассказал. А Карапетян из этого раздул историю, видно подзуживаемый самой Иваненко. Будто Володя не мог мне этого простить. Глупость! Никакого конфликта между нами не было. «Ну, ладно, забыли», — помню, ответил он после моего признания. А Иваненко ему тогда наплела, что я якобы ее на что-то уговаривал, подговаривал. Убежден, что она очень хотела каким-то образом насолить Володе. В ней открыто проявлялась такая неприкрытая примитивная бабская месть. Мол, ты меня не хочешь, а вот я все же пользуюсь успехом у других. Смотри, меня все хотят, а ты, Володенька, меня почему-то отвергаешь. Она попыталась нанести удар по его другу.
— Некоторые слишком продвинутые исследователи творчества Владимира Семеновича утверждают, что ваше расставание с Высоцким связано с обычной творческой ревностью. Будто вы всегда позиционировали себя как поэт выше его? Поэтому, мол, ревностно относились ко всему, что связано с Владимиром Семеновичем?
— Выше, ниже. Очередная глупость. Творчество, поэзия это же не спорт. Году в 1977-м, когда Володя еще был в порядке, не кололся, мы приехали к Надеину, был такой известинский журналист, и хорошо провели вместе время. В свое время я приучил Володю к русской бане. Однажды мы парились в сауне целых семь часов. Говорили обо всем. В том числе и о творчестве. В те годы у меня уже вышла авторская пластинка. Я много сотрудничал с ведущими вокально-инструментальными ансамблями страны. А Володя пытался писать песни к кинофильмам. И это дело шло у него очень туго. Зажимали его сильно.
Отвечаю честно на ваш вопрос — наши творческие пути, стили были абсолютно разными. Творческие направления никогда не пересекались. Поэтому ревновать друг к другу мы никак не могли. Его гражданская лирика всегда была острой, яркой. Я же писал мало, потому что понимал, что мои стихи, как отдельные, самостоятельные произведения, мало пользуются спросом. Но как песенный подтекстовщик я был силен. Лучше меня, пожалуй, этого никто тогда и не мог делать. Так что Карапетян зря старается меня уесть, написав в своей книге, что, когда у меня вышла первая книжка стихов, будто я засунул ее под ручку Володиного автомобиля. Как бы давая ему понять, вот, мол, у меня уже есть такой результат. Полный идиотизм!
— Почему вы не напишете о Владимире книгу?
— В свое время я делился воспоминаниями о друге. У меня есть пять Володиных писем. О книге я поначалу думал. Но, знаете, со временем запал пропал. В стол писать уже не хочется. Активно не желаю вставать в общую шеренгу друзей-писателей. Остыл я к этой идее.
Михаил Ножкин. «Я БЫЛ ЕДИНСТВЕННЫМ ИЗ ОКРУЖЕНИЯ ВЫСОЦКОГО, КТО ОТКРЫТО ЕГО КРИТИКОВАЛ!»
Народного артиста России Михаила Ножкина знают и любят все. Этот человек занимает в духовной жизни нашего Отечества особое место. Михаил Иванович — лауреат Государственной премии России, лауреат премий имени Твардовского, Есенина и академика Вернадского, член правления Союза писателей России, член президиума всемирного русского народного Собора, поэт, композитор, автор песен «Я люблю тебя, Россия!», «Последний бой», «Я в весеннем лесу» и многих других. Снимался в фильмах: «Освобождение», «Одиночное плавание», «Ошибка резидента», «Судьба резидента», «У озера», «Хождение по мукам», «Юность Петра», «Каждый вечер в 11».
Видите, сколько титулов и званий! Аж подойти страшно. На самом деле Ножкин — человек очень земной, эмоциональный. Жаль только, закрытый и, к сожалению, со временем потерявший былой кураж. В его словах о Высоцком сквозила любовь и какое-то внутреннее сопротивление времени.
— По большому счету я счастлив. Хотя жизнь легкой никогда не была. Счастлив, потому что родился и вырос в России, занимаюсь любимым делом. Правда, сейчас меньше снимаюсь в кино, но предложения есть. Зритель еще увидит меня на экране, слава богу, нахожусь в форме.
Художник не может быть сам по себе. Он должен жить проблемами народа и отрабатывать обязанность перед ним. Когда у творческого человека появляется «жировая прокладка», начинается внутренний кризис. В отрыве от своего народа художник пустеет и киснет.
Рахманинов и Горький, уехав за кордон, ничего не смогли создать.
Основная масса коллег в искусстве — несчастные люди. Много лет они были «приучены сидеть попугаями на плече у хозяина», выполняя его приказы. А тут их вдруг бросили. Как не растеряться? Зависимость — страшная вещь для творческого человека.
— Говорите так, будто у вас все было по-другому?
— Меня выгнали со сцены еще в 1967 году, после эстрадной программы «Шут с тобой!». Марк Захаров был у меня тогда режиссером, подрабатывал, так сказать. С тех пор я свободный художник. Но никогда не холуйствовал, оставался независимым. В так называемом рынке Ножкин начал работать раньше всех, в Москве уж точно. Лет двадцать считался самым популярным эстрадным писателем. Мой репертуар исполняли звезды тогдашней сцены: Миронова и Менакер, Миров и Новицкий, Шуров и Рыкунин. Приходилось писать буквально во всех жанрах. Плюс самостоятельно делал авторские вечера.
Володя от меня бегал— Как успевали при этом еще и песни писать?
Кто рано встает, тому Бог подает. В те годы, когда я выступал со своими песнями, никого ж больше не было. Это сейчас все храбрые. Но что изменилось с тех пор, когда в 1961 году я написал песню «Зачем человеку заборы?». Заборы стали выше, жулья больше. В 63-м появилась «А на кладбище все спокойненько. Потом ее запел Володя Высоцкий. Многие до сих пор думают, это его песня. Исполнителей собственных песен под гитару были единицы: Юра Визбор — лирик, Булат Окуджава писал городские романсы. Очень острый был Галич. Но не выдержал, перемудрил и уехал. Потом, как мне рассказывали в Париже, будто хотел вернуться, но его там и убрали. Если бы Галич вернулся, то понял бы, что его просто-напросто купили и использовали. Как позже это сделали с Высоцким. Володя бегал от меня, потому что Ножкин был единственным человеком, кто его критиковал. «Куда тебя тянут эти «поеты» — Вознесенский с Евтушенко?» — говорил я ему. Сделали из Высоцкого этакого противника системы, чуть ли не мученика. А сами даже хоронить его не пришли.
В 70-м году мне показали вырванную тайком из журнала «Тайм» статью: «Самые знаменитые диссиденты Советского Союза: Солженицын, Ножкин, Галич, Окуджава, Высоцкий». Но господа просчитались. С родным государством я не воевал никогда. «Бомбил» только мерзавцев и предателей.
