Морис Палеолог - Тайный брак императора: История запретной любви
Вслед за этим он отдал распоряжение об устройстве предстоящего венчания.
Венчание происходило 6 (18) июля в 3 часа дня в Большом Царскосельском дворце. Император, в голубом гусарском мундире, направился за княжной Долгорукой в маленькую комнату нижнего этажа, где обыкновенно происходили их свидания. Екатерина Михайловна только что при помощи своего друга, госпожи Ш., надела скромное светлое выходное платье; голова ее оставалась непокрытой. Поцеловав ее в лоб, царь просто сказал: "Пойдем". И он дал руку княжне, приглашая госпожу Ш. следовать за ними.
Были приняты меры, дабы никто из офицеров или из придворных слуг не заподозрил происходящего. Даже генерал Ребиндер, комендант императорской квартиры, имевший по своей должности право входа во все помещения, оставался в полном неведении.
По длинным коридорам Александр Николаевич и княжна Долгорукая прошли в уединенную комнату без всякой мебели, выходящую окнами во двор. Там уже находились протоиерей, протодьякон и дьячок. В середине комнаты стоял походный алтарь — простой стол, на котором находилось все необходимое для совершения обряда: крест. Евангелие, две свечи, венцы и обручальные кольца. Граф Адлерберг, генерал-адъютант Баранов и генерал Рылеев ожидали царя у дверей комнаты.
Служба началась тотчас же. Баранов и Рылеев, исполняя роль шаферов, держали венцы. За ними стояли госпожа Ш. и граф Адлерберг.
Протоиерей трижды повторил торжественные слова венчания, старательно упоминая каждый раз императорский титул супруга. Он исполнял при этом специальное приказание царя, сказавшего: "С Екатериной Михайловной венчается не просто Александр Николаевич, но император". И священник трижды повторил: "Обручается раб Божий благоверный государь император Александр Николаевич с рабой Божьей Екатериной Михайловной".
По окончании службы священник не решился обратиться к обвенчанным с обычными словами: "Облобызайтесь". Они не поцеловались и безмолвно удалились.
Теми же коридорами прошли они в комнаты княжны Долгорукой. Там Александр II своим обычным голосом попросил ее переодеться и совершить с ним прогулку в коляске. Обратившись к госпоже Ш., он прибавил: "Вы поедете тоже. Возьмите с собой двух старших детей".
Полчаса спустя он вернулся уже в темно-зеленой форме кавалергарда.
Все сели в коляску, государь с княжной на одной стороне, а против них госпожа Ш. с Георгием и Ольгой.
День был дивный, один из замечательных дней северного лета, чарующего мягкостью красок. Коляска въехала в тенистую дорогу, соединяющую Царскосельский парк с Павловским. Только тогда Александр II прервал молчание. Обратив к жене своей восторженный взгляд, он сказал: "О, как долго я ждал этого дня. Четырнадцать лет. Что за пытка! Я не мог ее больше выносить, у меня все время было чувство, что сердце не выдержит более этой тяжести".
Но внезапно его лицо приняло трагическое выражение: "Я боюсь своего счастья, я боюсь, что меня Бог слишком скоро лишит его".
После минутного молчания, он прибавил: "Если бы мой отец знал тебя, он бы тебя очень полюбил".
Потом, наклонившись к сыну Георгию и жадно глядя на него, он сказал: "Гого, дорогой мой, обещай, что ты меня никогда не забудешь".
Ребенок, не понимая, не знал, что ответить. Но отец, умоляя, повторял: "Обещай мне, дорогой, обещай". Мать пришла на помощь, и Георгий ответил: "Обещаю тебе, папа".
Император был растроган, но внезапно его лицо вновь омрачилось. Тайная и важная мысль пришла ему на ум; он задумался и вновь умолк. Неожиданно он указал пальцем на своего сына и, внутренне сдерживаясь, прошептал: "Это настоящий русский, в нем, по крайней мере, течет только русская кровь".
Излив свою душу, царь приказал кучеру ехать обратно.
Вечером этого же дня 6 (18) июля государь приказал составить акт о бракосочетании, копию с которого он засвидетельствовал собственноручной подписью:
Копия.
С подлинным верно.
Александр.
Царское Село, 6 июля 1880 г.
АКТ
Тысяча восемьсот восьмидесятого года шестого июля в три часа пополудни в походной церкви Царскосельского дворца Его Величество Император Всероссийский Александр Николаевич соизволил вторично вступить в законный брак с фрейлиной, княжной Екатериной Михайловной Долгорукой.
Мы, нижеподписавшиеся, бывшие свидетелями бракосочетания, составили настоящий акт и подтверждаем его нашими подписями 6-го июля 1880 года.
В подлиннике подписи:
Генерал-адъютант граф Александр Владимирович Адлерберг.
Генерал-адъютант Эдуард Трофимович Баранов.
Генерал-адъютант Александр Михайлович Рылеев.
Обряд бракосочетания был совершен протоиереем церкви Зимнего дворца Ксенофонтом Яковлевичем Никольским.
В тот же вечер царь подписал следующий указ:
Указ Правительствующему сенату.
Вторично вступив в законный брак с княжной Екатериной Михайловной Долгорукой, мы приказываем присвоить ей имя княгини Юрьевской с титулом светлейшей. Мы приказываем присвоить то же имя с тем же титулом нашим детям: сыну нашему Георгию, дочерям Ольге и Екатерине, а также тем, которые могут родиться впоследствии; мы жалуем их всеми правами, принадлежащими законным детям сообразно ст. 14 основных законов империи и ст. 147 учреждения императорской фамилии.
Александр.
Царское Село, 6 июля 1880 г.[1]
В этом указе Александр II признавал свое отцовство и создавал своим детям от Екатерины Михайловны законное положение.
16 (28) июля Лорис-Меликов был вызван в Царское Село. Заставив его предварительно поклясться, что он сохранит сказанное ему в тайне, Александр II сообщил ему о новом своем браке. К этому он прибавил: "Я знаю, что ты мне предан. Впредь ты должен быть также предан моей жене и моим детям. Лучше других ты знаешь, что жизнь моя подвергается постоянной опасности. Я могу быть завтра убит. Когда меня больше не будет, не покидай этих, столь дорогих для меня лиц. Я надеюсь на тебя, Михаил Тариелович".
После этих слов государь сейчас же перевел разговор на текущие дела.
Три дня спустя наследник-цесаревич, вернувшийся после окончания курса лечения в Гапсале, был вызван к отцу, который сообщил ему о своем браке и повторил просьбу, обращенную к Лорис-Меликову.
Набожный, целомудренный, с твердыми моральными и религиозными принципами, свято чтущий память матери, цесаревич в своем уважении к отцу и авторитету верховной власти нашел силы примириться с признанием, глубоко его опечалившим и потрясшим.
