Знакомьтесь, Черчилль - Маккей Синклер
Они остались друзьями. В 1922 году Черчилль купил вожделенный Чартвелл-хаус в Кенте; Лоуренс был там частым гостем. По воспоминаниям многих, из всех гостей только он мог перебивать Черчилля и доминировать в беседе. Но Лоуренс использовал проверенный прием: он приезжал в Чартвелл-хаус на рычащем мотоцикле, поднимался наверх, переодевался и выходил к ужину в развевающихся восточных одеждах. Смерть Лоуренса в 1935 году в результате несчастного случая на дороге потрясла его старшего друга до глубины души. На похоронах необыкновенный ораторский дар Черчилля проявился во всем его блеске.
«Лоуренс был одним из тех, чей темп жизни быстрее и интенсивнее обычного. Подобно тому как самолет движется только благодаря своей скорости и сопротивлению воздуха, ему лучше и легче леталось в ураганы. Он выбивался из нормы. Ярость Первой мировой войны подняла уровень обычной жизни до стандартов Лоуренса. Толпы рвались вперед, пока их темп не сравнялся с его темпом. Только в тот героический период он оказался в идеальной гармонии как с людьми, так и с событиями.
Я часто задавался вопросом, что бы было с Лоуренсом, если бы Первая мировая война продолжалась на несколько лет дольше. Его слава распространялась стремительно и со сказочным импульсом по всей Азии. Земля дрожала от гнева и ярости враждующих народов. Все металлы расплавились. Все пришло в движение. Никто не мог сказать, что возможно, а что нет. Наверное, Лоуренс мог бы осуществить мечту юного Наполеона о завоевании Востока, например прибыть в Константинополь в 1919 или 1920 году с многочисленными племенами и расами Малой Азии и Аравии за спиной. Но тот ураган стих так же внезапно, как и начался. Небо прояснилось; колокола отзвонили Перемирие. Человечество с неописуемым облегчением вернулось к давно прерванной, нежно любимой обыденности жизни, а Лоуренс снова остался лететь один на другом самолете и на иной скорости».
Древний лес. Народ Эппинга, 1924 год
[51]
Изгнанному избирателями из «джутового» города Данди и с болью взирающему на перспективы расползания социализма по всей Британии Черчиллю нужно было вернуть себе место в парламенте. Перед лицом подъема Лейбористской партии пришло время осторожного разворота к тори, которых он так резко отверг двумя десятилетиями ранее.
У него возникла идея, что он мог бы выступить в качестве кандидата-«конституционалиста» — условно независимого, но очень тесно связанного с Консервативной партией. Избирательный округ города Эппинг — лесные угодья к востоку от Лондона в границах графства Эссекс — отчасти казался для этого идеальным. На местном уровне нашлись консерваторы, которые сразу восстали против этой идеи Черчилля: вовсе не из-за его идеологической позиции, а потому что в новую эпоху после Первой мировой войны было бы, безусловно, уместнее выдвинуть депутата-консерватора из более скромного социального класса, рабочего, который понимал бы желания и устремления своих коллег. Он, без сомнений, лучше соответствовал бы этому новому миру, чем богатый аристократ. Но уважаемые члены Консервативной ассоциации считали иначе.
Из газеты Essex Newsman: в колонке сплетен под названием «Рефлексии рефлекса», опубликованной в субботу, 27 сентября 1924 года, сначала в легкой форме обсуждались различные острые местные темы, а далее внимание читателя подводили к идее Уинстона Черчилля как члена парламента от Эссекса.
«Мистер депутат Уилл Торн заявляет, что существенного сокращения не может быть до тех пор, пока расходы на образование покрываются государством и местными властями и пока местные власти полностью контролируют свой трафик. Чтобы как-то облегчить наше положение, необходимо что-то предпринять. Так говорит Уинстон Черчилль, которого тори Эппинга хитро выдвинули в качестве своего кандидата. Честное слово, я их поздравляю. Это изрядно расстроило остальных.
Тори в свое время давали Уинстону, наверное, больше прозвищ, чем кто-либо другой, но они достаточно мудры, чтобы взять все эти старые слова назад и поддержать, по всей вероятности, самую великую фигуру на сегодняшней политической сцене Британии».
На октябрьских выборах 1924 года этот потенциальный кандидат стал новым депутатом, победив, надо признать, с минимальным перевесом. С того дня Черчилль на протяжении сорока лет (он ушел в отставку всего за год до собственной смерти) оставался депутатом с постоянно растущим большинством в округе, который постепенно расширился на Вудфорд, Уонстед, Олдерсбрук и другие новые богатые пригороды Лондона. Он стал частым гостем местных школ, общественных собраний и скромных баров.
Я побывала на грандиозном балу. Барбара Картленд, 1924 год
[52]
Сегодня имя Барбары Картленд чаще всего ассоциируется со страстными, но целомудренными любовными романами. Однако в свое время Дама-командор Барбара Картленд, родившаяся в Бирмингеме, была настоящим торнадо на общественной сцене. Писательство, как и ремесло репортера, были у нее в крови; ее сферой стал сверкающий калейдоскоп высшего общества. До написания романов (за свою жизнь она создала 723 произведения; по самым скромным подсчетам, было продано в общей сложности около 750 миллионов экземпляров ее книг — вот уж поистине «золотой» век литературы!) она работала в ряде светских журналов, а также писала для чрезвычайно популярной тогда газеты Daily Express. Ее главный талант в том, что она всегда отлично знала своих читателей и их желания. Тот факт, что она родилась не в знатной семье — Барбара скорее относилась к верхней прослойке среднего класса, — обеспечивал ей дистанцию, необходимую для правильного восприятия абсурдности этого социального мира. В середине 1920-х одним из главных источников восхищения для нее был Уинстон Черчилль — и вполне заслуженно.
«Как всегда, когда Уинстон против чего-то выступал, он был чрезвычайно красноречив, защищая себя, — писала Барбара Картленд о его изгнании из округа Данди (и о принятии впоследствии округом Эппинга). — Он не был побежден, он был непобедим; и все же ему, наверное, очень обидно осознавать, что его блестящие способности недооценены, его политическая хватка не имеет большой поддержки внутри страны… он был выбран потенциальным кандидатом от сельского избирательного округа Западного Эссекса, подразделения Эппинга. Он рассказывал нам об этом, превознося добродетели этого места как в высшей степени для него желательного. Говорил, что именно такой народ он хотел бы представлять и что эти люди хотят, чтобы он был их представителем».
Его уверенность в своих избирателях, хоть и не совсем напрасная, явно была на тот момент слишком оптимистичной: шли выступления лично против него в Чигвелле, которые начинались неопределенно и становились все более неопределенными по мере наступления «диких» 1930-х. Но Барбару Картленд переполнял энтузиазм.
«Один из фактов об Уинстоне Черчилле, который я узнала: этот человек обладает удивительной способностью максимально концентрироваться на своем занятии, полностью исключая все остальное, — писала она в автобиографии. — Он ставил мольберт в саду в Черкли и писал кусты и заросли на террасе, изображая их в довольно странной, как по мне, гамме».
Самой интересной для нас деталью тут будет не вортицизм [53] живописца Черчилля, а тот косвенно засвидетельствованный факт, что и он, и Барбара Картленд в одно и то же время проводили уик-энд в Суррее, в поместье владельца газеты лорда Бивербрука. Дружба Черчилля и Бивербрука завязалась в годы Первой мировой войны, а в начале 1920-х они вместе отправились через Ла-Манш на курорт в Довиле играть в азартные игры. Бивербрук, стоявший у руля Daily Express, обладал в Британии исключительной властью. Их отношения с Черчиллем укрепились во времена междуцарствия, в промежутке от одной ужасной войны до другой, пока небеса постепенно снова затягивало темными тучами.
