Дитер Хэгерманн - Карл Великий
Ответное послание архиепископа Миланского Одильберта в отшлифованной редакции обходит чрезвычайно актуальные детали опроса, предвещает в недалеком будущем обстоятельное рассмотрение затронутых вопросов в тесной связи со святоотечески-ми произведениями и испрашивает «сладких даров Вашего беспримерного красноречия». «Как лучи солнца освещают мир, так и наше знание повсюду молниеносно освещается даром Вашей святой доктрины», — сказано в духе того времени. По ревности в деле веры Карл превосходит всех правивших до него христианских императоров — Константина, Феодосия (Милан!) и Юстиниана. В этом августейшем ряду примером может служить и Давид.
Очевидно, Карл не без удовольствия воспринял эти похвалы из старинного Милана. Особой благодарности за свое послание удостоился между тем архиепископ Амальрих Трирский, который в начале 813 года в качестве монаршего посланника отбыл в Константинополь, в то время как его «собрат» архиепископ Лионский Лейдрад, коренной баварец, к сожалению императора, немного сказал об отвержении дьявола и дьявольского дела, что вызвало необходимость ввести дополнительный фрагмент. Архиепископ Магнус из Санса даже дал поручение провести экспертизу, возложив ее на признанного специалиста по проблемам богословия епископа Орлеанского Теодульфа, который, несмотря на занятость, написал сочинение о совершении обряда крещения. Ту же тему разработал и епископ Амьенский Иессе в виде капитулярия для своего духовенства. На фоне такого радения об истинной вере, ее корректном и единодушном восприятии, оправданны появление монарших указов и созыв провинциальных соборов во время заключительного этапа правления Карла.
Чувство личной ответственности правителя за словесное оформление, экзегезу и проповедь христианской веры как ориентир истинно христианского образа жизни духовенства и мирян не дает покоя стареющему императору. В своей последней попытке Карл стремился превратить современное ему общество в подлинно христианское, словом и делом преданное истинной вере, а также примирить пронизанную богословием теорию правления с противоречившей этому посылу каждодневной практикой, в чем, очевидно, не преуспели ни администрация, ни судопроизводство.
Как внимательно и обстоятельно император вникал не только в догматы веры и их восприятие в митрополиях его огромной империи, но и в строительно-архитектурное состояние храмов и их финансовое положение, от которого в значительной мере зависели ресурсы королевства, показывает послание архиепископа Лионского Лейдрада, по-видимому, также относящееся к 813 году. Нам известно, что это послание было отправлено в Лион через Карла одним клириком из Меца, в лионском храме по образцу «священного дворца» внедрившим пение псалмов и тем самым способствовавшим полной интеграции Лиона в лоно франкской церкви, что позволило затем открыть ряд других школ пения. Кроме того, следует отметить, в лионской архиепископии в ту пору стали серьезно и глубоко изучать Евангелия, а также Деяния апостолов и части Ветхого Завета. К тому же, по признанию самого Лейдрада, в его епархии по мере сил старались наладить книгопечатание.
Эти лаконичные замечания позволяют составить представление о положении дел в церковных провинциях империи, в значительной мере превосходивших отмеченный в предании уровень образования в митрополии на Роне. Вместе с тем еще большего восхищения в эти годы заслуживают усилия архиепископа Кёльнского Гильдебольда по созданию библиотеки при соборе.
Послание Лейдрада, которое представляет собой, в сущности, отчетный доклад о реальном положении дел, содержит, кроме того, сведения о ремонте и восстановлении епархиальных храмов и монастырей, особенно в самом городе Лион, и завершается приложением в виде объективно сформулированной справки о землевладениях лионской церкви, ее викариев и церковных учреждений. Так, сама епископская резиденция располагает более 727 функционирующими и 33 заброшенными дворами; кафедральный храм с 52 священнослужителями имеет 83 действующих и 15 заброшенных дворов, что, в общем, не так уж богато, если вспомнить о том, что епископия Аугсбурга в 807 году, то есть почти в то же время, имела в своем активе соответственно не менее 1427 и 80 дворов. Вместе с тем важно учитывать, что Лион как торговый центр на одной из важнейших рек империи Каролингов, по-видимому, приносил немало побочных доходов и церкви (таможенные сборы и чеканка монет), в то время как Аугсбург, хоть и был расположен в конечной точке альпийских перевалов, в этом отношении (пока) не мог конкурировать с Лионом.
НАПРЯЖЕННОСТЬ В ОТНОШЕНИЯХ МЕЖДУ АББАТОМ И КОНВЕНТОМ В ФУЛЬДЕ
Как непросто в конце правления Карла формировались церковное благочиние и монашеский порядок в каждодневной действительности — об этом говорит правителю (и его современникам) характерный пример авторитетного монастыря Святого Бонифация в Фульде. После первых мучительных усилий расположенный в дикой глуши Буконии монастырь под началом аббата Стурма, умудренного жизнью практика, одаренного благочестивыми пожертвованиями монарха, среди прочего даровавшего обители богатое фискальное владение Хаммельбург, уже в IX веке располагал менее чем 10 000 земельных участков и 7000 га сельскохозяйственных угодий. При разумном хозяйствовании таких землевладений было достаточно для того, чтобы обеспечить монашествующих (их число достигло почти четырехсот человек), согласно правилам, предметами питания и одежды, поддерживать в должном состоянии монастырские постройки и исполнять многообразные поручения короля. Что в этой процветающей молитвенной и экономической общине не могло не возникнуть трений между аббатом и конвентом хотя бы в рамках простых правил настоятеля Бенедикта Нурси, проявилось почти невольно в осознании понятия «familia»[99] и объема выполняемых задач. Физический труд и строгое затворничество, введение которого в Фульде было связано еще с самим святым Бонифацием, уже не могли соответствовать больше новой ситуации. Если к этому добавлялись особые обстоятельства, настроение в монастыре напоминало пороховую бочку и самый незначительный повод мог вызвать «революционный взрыв».
После ухода из-за преклонного возраста преемника Стурма, аббата Баугульфа, руководство монастырем Фульда было единодушно возложено на монаха и зодчего Ратгера, который своей причастностью к возведению восточного храма на территории монастыря потрафил стремлению монашествующих к обладанию репрезентативным строением. После обретения достоинства аббата и соответствующего права распоряжаться Ратгер вскоре после вступления в должность еще активнее стал потворствовать своей подлинной страсти и велел в качестве пристройки к восточной церкви возвести огромный храм в качестве места погребения святого Бонифация. Тем самым аббатство стало обладать первым храмом на всем Западе с двумя алтарями (восточным и западным). Эти огромные финансовые затраты не остались без последствий. С одной стороны, они проявились в напряженном труде монашествующих по возведению и надзору за грандиозным строительством и привели к «профессионализации» монастырских структур, расположенных на крупных внешних владениях, населенных опытными мирянами. С другой — Ратгер неоднократно предпринимал попытки в соответствии с уставом бенедиктинцев укрепить положение благочинного как второго лица в духовной иерархии после аббата за счет назначаемых в Фульде деканов, чтобы тем самым значительно ограничить влияние конвента на общее управление делами.
