Тамара Катаева - Анти-Ахматова
Литературное предприятие синьора Вигорелли было просоветского направления, если не прямо коммунистическое. Союз писателей, возглавлявшийся тогда Сурковым, искал случая подружиться — не теряя собственного достоинства — с «реалистически мыслящими» литераторами Запада. Ахматова оказалась фигурой, идеальной для создавшейся коллизии.
Анатолии НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 250
Исайя Берлин, как видим, ни при чем… Но ей хотелось не ценить его подарки, пренебрегать им, она много иронизировала над его выдуманным искательством…
Эту поездку ей устроили, чтобы она не посмела соваться в разгорающееся «Дело Бродского». Она и так бы не стала — трусила, но когда здесь еще и поманили «заграницей» — она не пискнула. А ведь Ахматова была «нищая» — в смысле, что считала, что государство ей дало мало, во всяком случае, «меньше», недодало. В общем, нищая — тогда и нечего терять: ведь лагеря во времена Бродского ей все-таки опасаться не приходилось. Так и что бы было не заступиться? Вишневская с Ростроповичем дали приют у себя в доме Солженицыну — им было что терять, дело было в зените их карьер и богатства, а с Солженицыным они даже друзьями не были — никакой долг их не обязывал.
Бродский, правда, спустя тридцать лет писал, что она ПОДНЯЛА НАРОД. Но ему ничего не оставалось делать — он влип и должен был держать марку.
А вот она тратит свои 30 сребреников — она на Сицилии.
За каждым движением Ахматовой следил мраморный римский тогатус, бюст которого стоял в глубине президиума. Когда Анне Андреевне прислали фотографии торжеств, она, показывая их, говорила: «Посмотрите, он отвернулся от меня, надменно презирает. А здесь он внимательно следит за этой чужестранкой».
И. Н. ПУНИНА. Анна Ахматова на Сицилии. Стр. 667
Такого рода ее воспоминания об Италии. Ну и еще, конечно, что «Италия — это сон, который длится всю жизнь».
«Министр» туризма — умолчанием она дает понять, что министр Италии, на самом деле — это никогда не упоминается — провинции Катания и не «министр», об этом позже — надолго опоздал на официальную церемонию вручения местной премии иностранной поэтессе. Здесь она не сетует, что не умерла маленькой. Так Анна Ахматова ведет себя в Италии: боится горничной, боится портье, терпит, что не дают сопровождающих, самостоятельно взбирается по каким-то лестницам. Гнева, криков — Боже упаси!..
Ожидание было томительным. Ахматова сидела на сцене, время от времени призывая меня. Русские спрашивали, как чувствует себя Анна Андреевна. Она интересовалась, кто и что спросил. Она успокоилась и наперекор всем стала бодрой и терпеливой.
И. Н. ПУНИНА. Анна Ахматова на Сицилии. Стр. 665
«Вам ни за что не угадать, какое тамошнее учреждение устроило мою поездку, премию и пр. Попробуйте». Я предположила: нечто вроде здешнего Министерства просвещения? Министерство Культуры? Союз писателей? — «Ми-ни-стерство ту-риз-ма, — выговорила Анна Андреевна с отвращением. — То есть рекламы. Приветствовал меня там министр туризма».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 266–267
Приветствовали ее там: не министр, а, к сожалению, Президент общества по развитию туризма — города Катаньи. А также — адвокат-нотариус Гаэтано Музумечи. Затем — помощник мэра, ответственный за туризм, и, наконец, сам генеральный секретарь Европейского сообщества писателей («прогрессивных», конечно, по большей части из социалистических стран), им самим организованного, Джанкарло Вигорелли. Ну что ж, на тридцать сребреников много не укупишь.
По-видимому, поездкой она недовольна. Не Италией недовольна, а отношением тамошних людей к ней.
«Ни одного родственного слова, ни одного человека, с которым хотелось бы подружиться».
«Меня они знают только по «Реквиему». Более ничего не знают и знать не хотят».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 266–267
Можно было бы честно сказать, что ее «мировая слава» — это признание за стихотворное переложение материалов XX съезда партии. Да уж и не по заказу ли написанное?
«Много злобы. Интервьюировала меня одна журналистка. Поговорив со мною, опубликовала следующее соображение: «Сначала я думала, что это тяжелый случай нарциссизма»…
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 292
И за что это к ней такая злоба? Журналистка действует по загробному указанию товарища Сталина? Или живому — Ирины Одоевцевой?
Летом 1962 года еще раз появился Эрик Местертон. Вспоминала Е. М. Клебанова: «К А.А. приезжал представитель шведской академии и сообщил ей, что она кандидатка на получение Нобелевской премии. Когда я говорила: «Ну что, А.А., будем надеяться, что Вы ее получите», — она отмахивалась: «Ну что вы. Что вы… Если я получу «нобелевку», я рухну. Это было хорошо для Бориса (Пастернака), он о ней мечтал, а я не хочу». — «А.А., ведь это же мировая слава…» — «Ну кому она нужна. Что такое слава?» Мне кажется, что в этом случае она не была вполне искренна и что ей очень хотелось получить «нобелевку» и увенчать свою литературную славу.
Роман ТИМЕНЧИК. Анна Ахматова в 1960-е годы. Стр. 155
К этому эпизоду есть два примечания.
Первый — о том, как «Борис» хотел Нобеля и на какие низости пускался, когда убедился в зелености винограда.
…воспоминания [Ахматовой] о визите Пастернака к А.А. на Ордынку: «Говорил же он почему-то о Голсуорси, «Сагу о Форсайтах» называл нудной, тягучей, даже мертвой. Вскоре он ушел». А.А. развеселилась. «Вы догадываетесь, почему Борисик вдруг набросился на Голсуорси? Нет? Когда-то, много лет назад английские студенты выдвинули Пастернака на соискание Нобелевской премии, но получил ее Голсуорси».
С. ЛИПКИН. Квадрига. Повесть. Мемуары. Стр. 535
Голсуорси — лауреат Нобелевской премии 1932 года. Это уже тогда Пастернака выдвигали на Нобелевскую премию?! А у нас-то рассказывают, что — только за «Доктора Живаго», за то, что родину продал, вся премия — антисоветская акция и пр., и Ахматовой выгодно это только повторять — но она хочет проработать все версии низости Пастернака, кому какая на вкус придется. Никакого Голсуорси в его жизни в 1932 году было не слыхать, не ожидал он тогда Нобеля. Тогда он был полон весь Зинаидой Николаевной. Для чего же сказано? Чтобы зависть его сделать для всех очевидной (а он не был завистником), ну и чтобы сообщить, что его почитатели — это разве что студенты.
