Элизабет Эбботт - История куртизанок
Какое-то время Анна была там счастлива. Своей невестке Долли, одному из немногих людей, которые все еще поддерживали с ней связь, она призналась: «Со мной случилось что-то волшебное… Я пережила мучительное, страшное и теперь уже давно, особенно с тех пор, как мы здесь, так счастлива!»
Но счастье ее быстро улетучивалось. Она не могла видеть сына и оказалась неспособной проникнуться подлинной любовью к дочери, которая по российским законам получила фамилию Каренина и должна была находиться под опекой мужа, поскольку Анна так и не была с ним разведена. Это обстоятельство беспокоило и Вронского, поскольку до тех пор, пока они с Анной не заключили брак, все дети, которые могли у них родиться, по закону должны были считаться детьми Каренина. Он настоятельно просил Анну обсудить вопрос о разводе, и она неохотно согласилась.
В это время Анна много читала, она стала интеллектуальной собеседницей Вронского, продолжая оставаться его любовницей. Но, постоянно пребывая в изоляции и одиночестве, она требовала, чтобы тот всю свою жизнь посвятил ей. Чем более требовательной становилась она, тем более охладевал к ней Вронский. В ужасе при мысли о том, что может его потерять, Анна шла на всякие уловки, закатывала истерики, несправедливо его обвиняла. Как-то в момент прозрения она поняла, что занимается саморазрушением. «Моя любовь все делается страстнее и себялюбивее, а его все гаснет и гаснет, и вот отчего мы расходимся», – думала она.
У меня все в нем одном, и я требую, чтоб он весь больше и больше отдавался мне… Если б я могла быть чем-нибудь, кроме любовницы, страстно любящей одни его ласки; но я не могу и не хочу быть ничем другим. И я этим желанием возбуждаю в нем отвращение, а он во мне злобу, и это не может быть иначе… Он уж давно не любит меня. А где кончается любовь, там начинается ненависть.
Позже в тот же день, стоя на платформе железнодорожной станции, она решила броситься под колеса проезжавшего поезда, чтобы «наказать его [Вронского] и избавиться от всех и от себя». В последний момент, когда Анна оказалась под вагоном и «легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена», она вдруг «ужаснулась тому, что делала», и попыталась подняться. Но было слишком поздно. Через мгновение «огромный, неумолимый» металлический гигант лишил ее жизни. По мнению настроенной против Анны матери Вронского, «она кончила, как и должна была кончить такая женщина. Даже смерть она выбрала подлую, низкую».
Ценя любовь и страсть больше брака и материнства, Анна Каренина не просто покинула мужа и сына. Она также бросила вызов людям своего круга, поставила под вопрос основы российского общества и выказала презрение к нормам, определявшим существование российской аристократии. Она полагала, что такой шаг, сделанный во имя любви, придаст значимость ее пустой жизни. Анна символизирует целый слой привилегированных европейских женщин XIX в., чьи интеллектуальные возможности недооценивались, творческие способности подавлялись, и потому им оставались лишь скука и банальность жизни в заключенном по расчету браке, в котором они были подчиненной и беззащитной стороной. Первоначально Толстой назвал свой роман «Два брака», но на деле главной его темой стал брак Карениных.
Возможно, для того, чтобы подчеркнуть безнадежность ее положения, Толстой не дал Анне такого любовника, на какого она могла рассчитывать. Вместо этого он свел Анну с Вронским – неженатым, красивым, богатым мужчиной, которым многие небезосновательно восхищались, верным, преданным и почти до самого конца так же сильно любившим ее, как она его.
Но даже Вронский не мог защитить Анну от враждебного мира. В глазах общества, по мнению почти всех, кого она знала, положение любовницы позорило ее и унижало, делало отщепенкой, которая лишь себя должна была винить в том, что оказалась в бедственном положении. Но перед тем, как обречь эту восхитительную падшую женщину пасть еще ниже, на этот раз под колеса поезда, Толстой даровал ей момент того головокружительного счастья, которого она жаждала, став любовницей Вронского.
Милдред Роджерс10
В изданном в 1915 г. романе английского писателя Сомерсета Моэма «Бремя страстей человеческих», действие которого происходит в Лондоне в конце XIX в., представлен совсем другой тип любовницы: это принадлежащая к рабочему сословию женщина, которая встречалась со студентом-медиком, вынужденным преодолевать немалые жизненные трудности. Сирота Филип Кэри хромал как Байрон, он был умен, ему досталось скромное наследство. Милдред Роджерс, высокая, худая как жердь и бледная молодая женщина, мелкие, точеные черты лица и голубые глаза которой придавали ей красоту, неподвластную времени, работала официанткой в кафе, куда часто захаживали студенты-медики, в том числе Филип.
Какое-то время Филип относился к Милдред с таким же безразличием, как и она к нему, и гнал от себя ее образ, считая ее «наглой девкой». Но ее высокомерие и враждебность задели его за живое, и вопреки доводам здравого смысла он начал за ней ухаживать. «Вы скубент [так!], ведь правда?» – как-то спросила его Милдред без особого любопытства, после чего позволила ему за собой ухаживать.
Несмотря на все усилия Филипа, Милдред не обращала на него внимания, когда флиртовала с другими завсегдатаями кафе. Она без особого энтузиазма приняла его приглашение на ужин, и лишь шампанское оживляло ее беседу. Филип понял, что они безнадежно несовместимы. Тем не менее он ее полюбил.
Это наваждение привело совершенно не к тем восторженным ощущениям, на которые он рассчитывал. Скорее это был «душевный голод, болезненное страстное желание, мучительная тоска… Когда она уходила от него, он чувствовал себя несчастным, но когда видел ее снова, им овладевало отчаяние».
Ничего удивительного в этом не было: Милдред постоянно нарочито намекала на его хромоту и давала понять, что ей гораздо больше нравились другие мужчины. Она обманывала его, говоря о своем происхождении, о том, что у ее отца были обширные связи, и что ей было непросто «сработаться с другими девицами в кафе».
Однажды, когда она отменила свидание, потому что ее пригласил более интересный кавалер, Филип признался, что любит ее всем сердцем, и сказал, что если она не пойдет с ним, то больше его не увидит. Милдред ответила: «Надо же! Вы, кажется, думаете, что я из-за этого буду очень переживать? А я так вам скажу: скатертью дорога».
Филип забросил занятия и провалил выпускной экзамен. А Милдред тем временем жалела, что оттолкнула его ради сближения с человеком, который думал лишь о том, чтобы ее соблазнить. Она и Филип вновь сошлись, и теперь он стал ухаживать за ней всерьез. Он поил ее и кормил, дарил ей подарки, которые мог себе позволить купить, говорил о том, как страстно ее любит, не прислушиваясь к внутреннему голосу, постоянно его предупреждавшему о грозившей беде. Когда Милдред позволила Филипу себя поцеловать, он понял, что девушка ничего против этого поцелуя не имела, но и чувств никаких к нему не испытывала. Больше всего его раздражало то, что она продолжала встречаться с другими мужчинами.