Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора
16 мая, вторник. Французские деньги: на купюрах Ж. Эффель, П. и М. Складовские-Кюри, К. Дебюсси, — это к вопросу о культуре.
Душ: устройство, включающее воду лишь на несколько минут, у нас бы разбили, разнесли. У жильцов нет стремления нагадить в душе. Одно и то же чувство: у нас в правительстве, в культуре, в экономике сидят люди, которые плохо считают.
Утром отправились в Версаль. У меня, например, именно на Версаль всегда не хватало времени. Исполнится мечта — Зеркальная галерея, еще до сих пор хранящая отзвук каблуков Людовика XIV. Сообщение невероятно удобное, из самого центра. «RER» — специальная скоростная линия метро, идущая с редкими остановками и продолженная за городом. В метро хорошо ехать от одного дома на улице Риволи до другого. Первая цитата из французского классика.
«Между отстоявшими особенно далеко один от другого домиками и проходившей мимо них железной дороги, по которой поезда двигались не быстрее, чем быстро идущий человек, расстояние было так невелико, что в тот момент, когда, стоя на платформе, нас вызывали из зала ожидания их владельцы, мы могли подумать, что они зовут нас, стоя на пороге своих домов или из окна своей комнаты, как будто пригородная железнодорожная ветка была всего лишь улочкой провинциального городишка, а стоявшая на отлете дворянская усадьба — одним из городских домов». На «RER» хорошо со свистом пересечь Париж, отправиться в Версаль или в Шантийи. Ах, эти галереи, покои короля и королевы, спальни, приемные, салоны. Всю зиму листал книжки, а кончилось тем, что совершили гигантскую прогулку по паркам, мимо озер, водоемов, бассейнов, мимо подстриженных рощ. Эстетика лучше всего запоминается через усталость. Сколько всяких при этом мыслей! Чего это Людовики разрядились в кружева, зачем эти фонтаны и беседки. А сколько рабочих мест, это все сегодняшняя жизнь, конструирующая будущее. Но как умеют сохранить и недавнее прошлое. Вокзал в Версале — ровесник Эйфелевой башни: скругленные металлические балки, клепка, все хорошо покрашено.
Сам Версаль описан много раз, зелень, фонтаны и бассейны в некотором отдалении. Спереди двор, по которому, кроме короля и принцев, никто не имел права ездить в каретах, парковый фасад как бы установлен на сверкающем подносе — колотая галька. Корона на серебряном блюде. Толпы народа, тщательно регулируемые потоки, везде кассы, билеты, проспекты. За твои деньги какое-нибудь вещественное возмещение: планчик, билетик с картинкой, проспектик. Мерси, мерси, мерси. Также часто звучит и другое слово: «Пардон!»
Версальский парк сильно вычесан прошлогодним ураганом. Но курочке, несущей золотые яички, сразу же приделывают золотую ножку. Пострадавшие аллеи прочищены, гигантские деревья аккуратно распилены, пни выкорчеваны и уже посажены новые пяти-семилетние деревья. Все с огромной аккуратностью: каждое дерево распято на столбиках, чтобы правильно росло, каждый молодой ствол в нейлоновой сетке от зайцев, к каждому кому корня идет пластмассовая трубка для полива. Я думаю, и французы понимают, что культура не может себя кормить, но по возможности она должна себя содержать. Хотя бы за счет туристов и экспорта. Экономика культуры — это система сообщающихся сосудов. На каждом переходе от одного сосуда к другому — крантик: билет в Большой дворец, в Большой Трианон, в Малый Трианон. Здесь удивительный размах, широта и великолепие соседствует с мещанской расчетливостью и скаредностью: Людовик XIV, спавший в детстве на рваных простынях.
Нет смысла описывать прогулку по парку, поход вокруг креста центрального водоема, паузы, когда зелень сменяется прохладой малых дворцов. Один парк, другой парк, а здесь еще и ферма королевы возле Малого Трианона. Образ русской матрешки, шкатулки в шкатулке, яйца Фаберже. Для меня все это еще населено тенями. Не очень большое пространство, а сколько сплетен и интриг. Здесь же, у Большого дворца, зал для игр в мяч — не отсюда ли началась Французская революция. В одной из этих аллей королева встретилась с графиней Валуа, дело об ожерелье королевы — один из самых громких скандалов царствования Людовика XVI. Местами парк бывает совсем безлюден. Но и безлюдный, в стороне от туристических тропинок, он может подарить затейливый одинокий павильон, фонтан, скульптурную группу. И вот что удивительно: ни одного отбитого носа, отломанного мизинца, отколотого полового члена. Здесь французские мальчишки будто спят, и скульптуры не боятся своей наготы.
Фонтаны обычно работают по субботам и воскресеньям, в середине дня. Когда, уже обойдя парк, мы возвращались, то внезапно на одну минуту ожил центральный фонтан-гигант «Аполлон». Сказочно! Видимо, фонтаны опробовали перед открытием сезона. Аполлон натянул вожжи, и ладья всплыла из морской пучины. Мистическое совпадение.
Короли, видимо, со времен Фронды не любили Парижа. Города. Там становилось ясно, что власть не от Бога, а от народа. В надежде всю жизнь прожить «на даче» Людовик XIV и построил Версаль, отделился от города
Город достал его правнуков.
Малый Трианон: не только ужин с друзьями. Изучение жизни простого народа. Ферма королевы. Домики, крытые соломой. Выходя из мраморных покоев, хорошо пройти до хлева с надушенными розовым маслом коровами. Крестьяне ее величества. Горки Ленинские, Горки-7, Жаворонки, Николина Гора! Надо отдать пальму первенства Версалю перед Петергофом, их идея. Но наше — все-таки родное. Самсон, пожалуй, нам поближе, чем Аполлон. Иные пейзажи. На аллеях, оттесняя праздничные, со всего мира, толпы, причудливые машины обрезают деревья. Парень без рубашки оттаскивает ветки. На его спине вытатуирован дракон. Вот радость, которую он может себе позволить, когда все в будний день ходят смотреть на фонтаны и позолоту. Садовник-раб, как и триста лет назад, почтительно снимает шляпу.
Я опытным взглядом ректора-хозяйственника отмечаю: везде что-то подновляют, штопают, стригут, латают дыры времени в камне и металле, чистят. Очищают от водорослей большой бассейн, в котором плавают сытые огромные карпы.
Накануне отъезда — вспомнил! — у нас был Ник. Арк. На новой роскошной машине, в роскошных кожаных штанах. Мы с В.С. его знаем очень давно, человек небедный, занимается общественным питанием. Я знаю и его семью, Галю бывшую жену, мать, помню его погибшего друга, его умершего отчима. Знаю его квартиру, рядом с которой наша, — сарай. Коля рассказал, поделился, как к его глухонемой матери недавно, перед 1-м мая, позвонили в дверь. У них над дверью специальная сигнализация. Две женщины, весьма благообразные: «Надо оформить возможность получения льготного продуктового заказа к празднику». Мать, которая и племяннику дверь не откроет, на этот раз открыла. Общественность! Пока одна из женщин что-то оформляла, другая быстро влетела в одну комнату, в другую и в спальню, и вскользь сгребла с зеркала золотые цацки Н.А., которые на работу он не надевает: цепочки, браслеты, перстни. Чего, собственно, открыла дверь? Жадность!
