Николай Мордвинов - Дневники
— Давай встречные предложения.
— Зачем? Делайте, как думаете, если я затягиваю спектакль. Я только думаю, как бы не полетели тексты, а паузы и медленная речь останутся.
31/I
«Дело Оппенгеймера»[619]. Хорошая, трудная, заманчивая пьеса. Три хороших роли. Нужно срочно брать. Думающая, интеллигентная пьеса. За пьесу борются МХАТ, Малый, Охлопков. Наша заявка первая.
Нашим пьеса нравится — и Завадскому, и Вульф, и Шапсу, но… чтобы не отпустить, ее надо начинать сейчас же репетировать. Иначе она уйдет.
2/II
Встретил меня Шапс. Спрашивал мнение о пьесе. Я рассказал. Он будет ставить, если пьеса — наша.
— А кого бы ты хотел играть?
— Три роли. Но так как это невозможно, то… любую из них.
— На Оппенгеймера больше похож Плятт, но он считает, что нет конца роли и хочет играть Рааба.
Думаю, что это выгоднее театру… А мне — Оппенгеймера. Но… если роль будет решаться как повод для разговора остальных действующих лиц о нем, — лучше пусть играет другой, я не пойду на это. Если режиссера увлечет детектив, мне нечего делать. Если же Оппенгеймер будет решаться крупным планом, как в кино, где текст идет за кадром, — дело другое. Роль почти без текста, нужно решать в детальнейшей психологической разработке внутреннего монолога, почти пантомимически и вести ее от — до, тогда это может увлечь меня и взволновать зрителя…
— Нужно, конечно, и финал найти, изобрести так, чтобы судьба человека, которого постигает — грозит духовная, творческая изоляция и гражданская смерть, стояла во главе угла.
7/II
«МАСКАРАД»
А я не знал, что сегодня смотрит Ленинский комитет[620]. Сосин сказал, что заказано 100 билетов.
Надо провести сегодня новую работу, по возможности, убрать внутрь все взрывные места, кроме финала десятой картины.
Сначала о задании.
Мне понравился эксперимент, и буквально все заметили изменение в роли. Игралось легко, свободно и независимо. Как-то мне было «все равно», кто там сидит и сидит ли. Роль «рождала не память рабская, но сердце».
Актеры тоже отмечают, что «играл сегодня по-новому, особенно».
Зашла Марецкая — спасибо ей — говорит, что спектакль принимают горячо и вроде «единогласно».
Не помню, кто что передавал, но в куче это:
Медея Джапаридзе[621]: Вывелись такие актеры, не умеют носить фрак, держаться, жестикулировать, а какой голос…
С. Герасимов: Я думал, что в кинофильме была его вершина, нет, пошел дальше, глубже, разнообразнее.
Т. Макарова: Много лет я не видела настоящего театра и остерегалась ходить: врать не хочется, а хвалить не за что. И вот — настоящий театр, волнительный, интересный, а Н.Д. не только сохранил данные физические и дух, но и развил их.
[…] Во всяком случае, зал по окончании так закричал, как это бывало в Болгарии. Я уж и так шучу с администратором: что вы, клакеров посадили?
Надо работать и дальше в этом плане. Работа над Демоном для записи на пластинку помогает Арбенину, Арбенин — Демону.
8/II
Завтра, оказывается, «Ленинградский проспект» смотрит Ленинский комитет.
Ю.А. напутствовал советом:
— Тебя будут смотреть завтра, помни, у тебя такая сильная, самобытная индивидуальная актерская яркость, что тебе надо возможно скромнее пользоваться своими средствами, иначе эти твои качества, дорогие и особенные, могут перейти в свою противоположность, начнут обращать на себя внимание и не по существу роли.
Конечно, выгодно показаться в таких противоположных ролях и захочется блеснуть — это естественное желание актера, — но-яы лучше вспомни и свои юношеские и более зрелые впечатления, которые питали твой образ, и не поддавайся искушению, лежащему в стороне от большого искусства, которым живешь, к которому призван и которое делаешь.
9/II
«ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ»
То ли мне кажется, что после «Маскарада», торжественного, праздничного, спектакль шел буднично, что принимали сдержанно и аплодировали немного, то ли природа самого спектакля такова. В лучшие дни и на этом представлении я чувствовал праздник.
Играл сдержанно, строго. […]
Третий акт прошел горячее.
После спектакля у меня Ю.А., Чесноков, Медея Анджапаридзе, Айтматов… хвалят очень.
19/II
Сегодня слушал смонтированную пленку «Демона».
Я не умею себя слушать. Мне все начисто не нравится. Я сказал, что если бы мне сказали сегодня, что завтра можно переписать, я бы пошел на это, не моргнув глазом.
[…] В старое время Лермонтову «извиняли» «Демона».
В новое, советское, «Демон» пробил дорогу к сердцу.
Интересно, что во времена, когда «божественное» и «мистическое» имело право хождения, «Демона» замалчивали; когда это отвергается, «Демон» звучит. Не оттого ли, что за мистическим чувствовалась человеческая сила автора, протестующего против богом освященного, а сейчас эта страсть борется, питает сердце?
26/II
«МАСКАРАД»
Вчера не было голоса совсем. Надо сегодня играть. Буду опять себе под нос.
И вот что удивительно — это нравится чрезвычайно. Я проверял уже несколько раз, и хотя играю с меньшим напряжением и небольшим голосом, впечатление от исполнения — большее. Очевидно, мне окончательно надо остановиться на этом приеме и разрабатывать его.
27/II
Сегодня встретился с Б. Тиссэ. Она получила пьесу от Хория Ловинеску[622] «Смерть художника» с ролью «для вас». В Бухаресте три месяца нельзя достать билет на спектакль, а автор пойдет на любую помощь, если будет играть Мордвинов и ставить Театр Моссовета. Спектакль ставят в Париже, Берлине. В Бухаресте — Александреску[623]… О современном воззрении на искусство, взаимоотношениях «физиков и лириков», о жизни и пр… пьеса философская.
Завадский говорил Салынскому: «Я очень обеспокоен и взволнован тем, что у меня Мордвинов не имеет работы, и если пьеса нам понравится… я ведь тоже без работы!»
2/III
С Данкман сводим текст «Маскарада».
Поразило меня не то, что «комиссия» свела текст «по действию», выбросив буквально все те крохи, которые мне чрезвычайно дороги в Арбенине, как характеристика его общественного, гражданского мышления, те крохи, на которых я акцентировал гражданственность образа, но и оскопили его философски, даже рифму не стали соблюдать.
Изъяли даже
«Воскрес для жизни и добра…»
![Андрей Гуляшки - Случай в Момчилово [Контрразведка]](/uploads/posts/books/244275/244275.jpg)
