Анатолий Куликов - Тяжелые звезды
Для меня это означало, что, отоспавшись два дня, я отправлюсь в свое любимое место в доме — в мастерскую. Очень люблю своими руками делать и довольно сложную деревянную мебель, и даже простые кормушки для птиц. Первый месяц после отставки посвятил этому занятию. Кроме того, привел в порядок охотничье снаряжение и несколько раз съездил на охоту.
С президентом России впервые после этих событий увиделся 10 апреля, но это была мимолетная встреча, в ходе которой Ельцин довольно тепло сказал, что никаким наветам не верит и продолжает относиться ко мне хорошо. В общем, мы ограничились обоюдной благодарностью за совместную работу. Хотя, не скрою, мне было по-человечески обидно, что президент, принимавший решение о моей отставке, даже не счел нужным переговорить со мной накануне или, скажем, неделю спустя, когда стало ясно, что уволенный с работы «силовой» министр в обиде не рвал на себе рубаху и не названивал в полки с требованием поднять их по тревоге.
Существуют же нормальные, цивилизованные правила прощания с человеком, который ни в чем тебя не подвел, не обманул, не подставил… Им следуют большинство руководителей крепких в экономическом отношении государств. Их начисто игнорируют вожди авторитарных режимов. Уверен, что благосостояние государства напрямую зависит от того, насколько корректны и уважительны в нем отношения между людьми.
Спустя месяц, на одном из приемов, вновь пришлось встретиться с Ельциным. Задержавшись возле нескольких отставников, среди которых находился и я, президент поинтересовался нашими делами. Услышав, что «переход на другую работу» оказался обманом, Ельцин немедленно возмутился: «Как это так? А мне сказали, что вы все отказались от предложенных должностей». Затем он повернулся к сопровождавшему его Юмашеву и строго потребовал: «Подготовьте указ! Сегодня же!»
Было ли это актерским экспромтом, разыгранным, что называется, на ходу, или слова Ельцина больше ничего не означали на деле, но никакого указа ни в этот день, ни через месяц, ни через полгода не появилось.
В принципе я уже догадывался, что этого не случится и в ноябре, когда должен был закончиться мой многомесячный отпуск. Поэтому сам позвонил руководителю администрации президента Валентину Юмашеву и попросил о встрече. С порога спросил: «Валентин Борисович, как долго я буду находиться в стороне? Думаете ли вы использовать мой опыт?»
Юмашев вилять не стал и довольно подробно рассказал мне о том, что против моего возвращения в правительство возражает Анатолий Чубайс. Я спросил: «Почему?» Спросил недоумевая, поскольку руководитель РАО ЕЭС России Чубайс с формальной точки зрения теперь не был вице-премьером правительства, а также больше не управлял администрацией президента.
Валентин Борисович пожал плечами: «А.С., поймите, Чубайс привозит деньги из-за рубежа для пополнения бюджета, и президент ему доверяет. Чубайс считает вас инициатором уголовного дела по Альфреду Коху, очень вас боится и всячески противится вашему возвращению. Мой вам совет: переговорите с Анатолием Борисовичем сами. Быть может, вы придете к какому-нибудь соглашению…»
Я поблагодарил Валентина Юмашева и ушел из администрации президента. Понятно, что один из руководителей энергетической отрасли Анатолий Чубайс даже после ухода из правительства не утратил ключевых позиций в Кремле, но мне претила сама мысль о том, что я мог бы пойти на подобное собеседование.
* * *Наша общая с Черномырдиным отставка, произошедшая в марте 1998 года, не прервала наших добрых отношений.
В них нет расчета. Они основаны на взаимном уважении и схожести человеческих судеб.
Летом того же года Виктор Степанович позвонил и попросил разрешения заехать ко мне домой, чтобы взглянуть на мои охотничьи трофеи. Я с удовольствием пригласил его в гости.
О его трудолюбии и природных дарованиях немало сказано в этой книге. Остается добавить, что Черномырдин к тому же импонировал мне как отличный стрелок и знаток охоты.
Для меня охота по-прежнему является самой большой страстью. К ней приучил меня отец, и я, насколько позволяло время, всегда старался выбраться с ружьем и на волка, и на боровую птицу, и к родному озеру Маныч, славящемуся водоплавающей дичью. Кто-то сочтет это генеральской забавой, но в мальчишескую пору моя добыча на охоте означала для семьи лишний кусок и не считалась зазорным делом.
Всего лишь один раз мне пришлось участвовать в охоте с Черномырдиным. Причем в охоте совершенно неудачной. Свита у Виктора Степановича подобралась столь многочисленная, что вся дичь разбежалась при одном ее приближении.
Если мне не изменяет память, это была охота на медведя «на овсах»…
Но то, что Черномырдин любит это дело, я понял, когда во время приезда премьер-министра в одно из подмосковных соединений внутренних войск предложил ему пострелять на дивизионном стрельбище из самых экзотических, по меркам сегодняшнего дня, образцов оружия, включая винтовку Мосина, пистолет-пулемет Шпагина и револьвер 1905 года выпуска.
Такие вот неспешные дачные посиделки в истории наших с Черномырдиным отношений случились один только раз. Мы проработали плечом к плечу несколько лет, но обмены семейными визитами не были приняты в нашем кругу. Если и встречались вне службы, то, как правило, на приемах. Не то, чтобы Виктор Степанович держал дистанцию, скорее, я сам, приученный армией к строгой субординации, не навязывался Черномырдину в близкие друзья и был рад тому, что наши взаимные отношения носили уважительный и доверительный характер.
Мало кто из нас мог предположить, как неожиданно круто повернется судьба ЧВС в ближайшее время.
Сменивший Черномырдина на посту премьер-министра Сергей Кириенко продержится считанные месяцы и падет жертвой жесточайшего экономического кризиса, который в умах россиян еще долгие годы будет ассоциироваться с днем 17 августа 1998 года, когда произойдет обвал национальной валюты и станет понятно, что Россия не в состоянии платить ни внутренние, ни внешние долги.
Но это, как говорится, было полбеды. Одной из причин падения правительства Кириенко, на мой взгляд, было и то, что Борис Березовский, выполнявший в российской политике роль нотариуса, заверяющего сделки о продаже бессмертных душ, разочаровался в несговорчивом Кириенко.
Как уж он уговаривал президента страны вернуть Черномырдина, я не знаю, но сам Ельцин, выстраивая очередную комбинацию, все-таки склонился к тому, чтобы позвать Виктора Степановича «на правительство» по-новой.
Понятно, что Черномырдин не мог отказать президенту. Ведь его звали на помощь, но в конце концов предали.
