Василий Топильский - Розы на снегу
Закрыты ставни. Не светится в окошке красный огонек. Но в избе мерцает пламя свечи. У стола сгрудились старики, женщины, подростки. Глаза всех устремлены на девушку. Чайкину здесь знают давно. Знают и верят ей.
В руках у Лизы газета «Правда» с рассказом о параде в столице в честь двадцать четвертой годовщины Великого Октября.
Семнадцать населенных пунктов обошла тогда Лиза. После беседы в Жуковке отправилась на хутор Красное Покатище, где думала переночевать у подруги Марии Купровой. Там ее и схватили гитлеровцы, приведенные предателями отцом и сыном Колосовыми. Это случилось в ночь на 22 ноября 1941 года.
Фашисты привезли Лизу в Пено, где ее опознала пьяница Ирина Круглова.
Нечеловеческие муки вынесла отважная партизанка. Ни слова не сказала своим палачам. И даже когда привели Лизу на расстрел и специально раз, другой, третий стреляли мимо, не дрогнуло ее мужественное сердце. Последними словами «партизанской Чайки» были: «За Родину! За народ!..»
Помрачнел мой собеседник: Болью в сердце отдается и сейчас тот страшный день. Немного помолчав, Яков Ефимович продолжает свой рассказ:
— Горем стала гибель Лизы для отряда. Но, наверное, больше всех переживали тогда Ваня Кудрявцев, Петя Михайлов и другие их товарищи — подростки, пришедшие в отряд незадолго до гибели Чайкиной. Поначалу мы не знали, что с ними и делать. Вернуть домой — а вдруг кто-нибудь проболтается. Взять в отряд — вроде бы маловаты, хватит ли силенок? Но Чайкина настояла, и их оставили в отряде. Главным аргументом Лизы было: «Ведь они — комсомольцы!» И ребята не подвели.
Командование 2-й особой бригады, узнав о казни Чайкиной, организовало показательный суд над теми, кто выдал и опознал секретаря подпольного райкома комсомола. Судили их заочно. На суде присутствовали представители многих деревень. Обвинитель Алексеев свою гневную речь закончил словами:
— Пусть знают все явные и тайные агенты, все прихвостни гитлеровцев: от карающей руки партизан Второй особой их не спасут ни фашистские коменданты, ни бегство, ни различные ухищрения.
В конце судебного разбирательства председатель суда Иванов зачитал приговор:
— «…Рассмотрев в открытом судебном заседании дело по обвинению в предательстве и государственной измене граждан Колосова-отца, Колосова-сына и Кругловой Ирины, выразившихся в выдаче в руки гитлеровцев партизанки — секретаря Пеновского РК ВЛКСМ Елизаветы Ивановны Чайкиной, казненной гестаповцами после пыток и истязаний в поселке Пено 23 ноября 1941 года…
Суд нашел, что отец и сын Колосовы и Круглова, являясь государственными преступниками, изменили делу Родины и стали активными пособниками фашистского гестапо, выдавали гитлеровцам советских активистов.
Именем Союза Советских Социалистических Республик за измену Родине и предательство советских граждан, активистов, советских и партийных работников Пеновского района суд приговаривает Колосовых отца и сына и Круглову подвергнуть высшей мере социальной защиты — расстрелу.
Решение суда обжалованию не подлежит.
Поручить командованию Пеновского отряда привести приговор в исполнение».
И предателей не спасло покровительство палачей Чайкиной. Бойцы Пеновского отряда Ларионов, Королев и Буйцев привели приговор в исполнение.
Весь декабрь под командованием Шевелева и Волконского сражались товарищи Лизы в близлежащих тылах фашистской армии: взрывали железную дорогу между станциями Андреаполь — Гладкий Лог, нарушали связь, уничтожали фуражиров и нарочных. В ночь под новый, 1942 год у деревни Кобенево пеновцы разгромили большой обоз гитлеровцев. Не удалось поживиться оккупантам награбленным добром. Всех настигла партизанская пуля.
В январе 1942 года советские войска освободили Верхневолжье от оккупации. Закончилась и боевая деятельность Пеновского партизанского отряда. Часть его бойцов ушла в армию. Другие в составе 2-й особой бригады участвовали в рейде к берегам Великой и Синей. Большинство же вместе с комиссаром отряда Яковом Ефимовичем Шевелевым осталось в районе. Предстояло возрождать жизнь на родных пепелищах.
Александр Бычков
ЖИЛИ ТАКИЕ ЛЮДИ…
Если вам доводилось смотреть на большой город с высокой точки, то вы запомнили, конечно, чувство, охватившее вас, — чувство простора, чувство взволнованности и легкой тревоги. Вам открылись вдруг бесчисленные ущелья улиц, провалы площадей. И вы, впервые быть может, зримо поняли, что умеет делать человек. И вы, любуясь открывшейся панорамой, заприметили, вероятно, лучше всего то, что лежит прямо под вами, различается во всех подробностях; но чем далее скользит ваш глаз, тем меньше деталей видите вы. А вот и совсем они сливаются с фиолетовой дымкой…
Так и человеческая жизнь: чем дальше мы уходим по дорогам времени, тем шире оставшиеся за спиной горизонты и все меньше удерживается в памяти.
История, которую вы сейчас узнаете, как и все человеческие истории, не откроется вам полностью: что-то из жизни этих прекрасных людей забыто, что-то безвозвратно утеряно, что-то ушло в небытие вместе с ними. Но остались для нас, живущих сегодня, их чистота, их любовь к тому огромному и всеобъемлющему, что мы называем Родиной…
* * *Октябрь здесь — удивительный месяц. Утром под ногой вафельно хрустит ледок, а небо солнечно и прозрачно. Недальний лес пылает всеми цветами осени, а поля озимых зеленеют весенним изумрудом. В такие дни хорошо думать о будущем. В такие дни совсем не хочется умирать. Но вот для двоих это время настало.
Их вывели из сланцевской комендатуры. Тот, что постарше, шел сутулясь. Это годы согнули его плечи. Он шагал и смотрел на лес, на поле, на синее небо. На этой земле он родился. И в эту же землю уйдет. Тот, что помоложе, шел опустив голову. И руки, крепко схваченные за спиной телефонным проводом, беспокойно шевелились. Страшно умирать, когда ты полон сил.
— Хальт! — гаркнул позади картавый голос.
Двое остановились. Нож легко пересек жилы кабеля. Затекшие пальцы блаженно зашевелились.
— Теперь — бежать… — Картавый голос уверенно распоряжался судьбой двоих. — Форвертс!
Двое переглянулись: спасение?! Надежда, невольно вспыхнувшая в их глазах, тут же погасла. Нет, не спасение. Просто враг, что держит за их спиной оружие, хочет поразвлечься — стрелять по бегущим мишеням.
— Бежать! Форвертс!
Тот, что помоложе, рванулся было. Тот, что постарше, сказал:
— Не спеши, Федор… По своей земле ходим… От кого бежать?
И они двинулись вперед, стараясь держаться спокойно и гордо. И солнце светило им в спины. И в спины ударили острые огоньки пуль. И тогда для двоих огромной трещиной раскололся мир. И наступила тьма…
