Эрих Гимпель - Шпион для Германии
Пару недель тому назад я находился еще в Испании. Солнце, Средиземное море, мирная обстановка, женщины с пламенными взорами, агентурная война за стаканчиком виски в баре, танцы. Там я встретил знакомых, друзей и товарищей, стремившихся покинуть как можно быстрее тонущий корабль. У всех были фальшивые документы, выписанные на другие имена, доллары, швейцарские франки. Они довольно открыто говорили о своих планах на будущее. Мне же предстояло выполнение особого задания в Америке.
— Поверьте мне, — сказал доктор С., — я не стал бы посылать вас туда. Но у нас нет никого другого, кто говорил бы, как настоящий американец, и главное — на кого мы можем всецело положиться… Так, стало быть, вы решили предпринять переход на подводной лодке?
— Да, — ответил я.
Он встал и начал ходить по комнате нервными шагами. Лицо его было бледным, а фигура несколько согбенная. По нему было видно, что его одолевают заботы.
— Мне это не очень нравится, но, в конце концов, это ваше дело. — Он остановился. — Вам известно, что шесть ваших предшественников окончили свою жизнь на электрическом стуле?
— Я об этом слышал, — произнес я. — Конечно, было бы надежнее оставаться дома.
Он кивнул и усмехнулся:
— Естественно, вы правы. Надеюсь, вы все продумали.
— Но у меня одно условие.
— Условие?
— Да. Мне нужен чистокровный американец, не из числа недавних наших переселенцев. Вы понимаете, что я имею в виду? Он должен знать новейшие танцы и модные шлягеры, знать, как носят брюки и сколь коротко стригут волосы. Он должен разбираться в бейсболе и голливудском вздоре. Ему придется сопровождать меня, по крайней мере, до тех пор, пока я не ассимилируюсь.
— У вас есть кто-нибудь на примете? — спросил доктор С.
— В том-то и дело, что нет, — признался я. — И не имею ни малейшего представления, где такого найти.
— Ну что ж, раз так, будем искать, — пообещал С. На этом я был отпущен.
Поиски моего будущего помощника сопровождались многочисленными приключениями, а порой и комичными ситуациями. Ведь в 1944 году мне нужно было найти американца, готового пойти против собственной страны и к тому же храброго, умного и честного. Другого же я не взял бы: человек неблагонадежный, оказавшись потом в стране нашего противника, вольно или невольно выдал бы меня и стал, таким образом, моим палачом. Учитывая все эти обстоятельства, я испросил разрешения заняться самому поисками кандидата в мои напарники, хотя времени было в обрез.
Поначалу мы прочесали все лагеря для военнопленных и внимательно ознакомились со сбитыми американскими летчиками. Это были молодые, преисполненные оптимизма парни, компенсировавшие мизерную и скверную еду хорошим настроением и считавшие Америку пупом земли.
Вспомнив историю немецкого летчика Зельднера, мы попытались предпринять нечто подобное. Для этих целей были отобраны подходящие женщины. Но нам не повезло. Любовь к отечеству у наших кандидатов оказалась сильнее потребности в женской ласке. К тому же Гиммлер предпочитал видеть женщин на кухне, а не в рядах бойцов невидимого фронта — участников различных агентурных операций, поскольку не понимал, сколь важную роль смогли бы они сыграть в делах, определяемых как шпионаж. Русские и англичане, использовавшие для этих целей женщин, достигали немалых успехов. Но у нас все было по-иному, и если мы и прибегали иногда к их услугам, то за спиной Гиммлера, под угрозой быть привлеченными к ответственности за самоуправство.
В ходе дальнейших поисков я наткнулся на англизированного голландца, прожившего двенадцать лет в Америке. Прежде чем вступить с ним в переговоры, я наблюдал за ним два дня. Мы с ним крепко выпили. После второй бутылки выяснилась его непригодность для моего задания. Он был согласен работать за деньги, я же всю жизнь презирал людей, готовых заниматься шпионажем из-за денег, хотя такие и составляют почти девяносто девять процентов шпионов. На одного идеалиста, если его можно так назвать (сегодня я сказал бы — дурака), приходится девяносто девять подонков. Люди, с которыми вынуждены работать секретные службы, чаще всего являются сбродом, своего рода отбросами общества. Это, как правило, проститутки, сутенеры, головорезы, предатели и уголовники буквально из всех стран мира, отягощенные самыми разнообразными правонарушениями. На кого бы они ни работали и что бы ни делали, девяносто девять процентов из них являются коростой на теле человечества.
У меня было время проанализировать качества моего, так сказать, «коллеги» в ожидании палача. Перед казнью развеиваются последние иллюзии…
Затем мне представили молодого, очень стройного американского летчика — лейтенанта, добровольно севшего на своем «лайтнинге» за немецкими линиями и изъявившего, к удивлению всех допрашивавших его офицеров, готовность встать на сторону Германии. Как мы выяснили, командир его эскадрильи увел у него невесту. Озлобленный этим, он решил воевать, теперь на немецкой стороне. Его история показалась нам столь невероятной, что мы долгое время считали этого лейтенанта подосланным агентом. Однако через некоторое время пришли к выводу, что он действовал под влиянием своеобразного короткого замыкания. Я решил с ним поговорить.
— Послушай-ка, — сказал я ему, — у тебя теперь есть возможность отомстить американцам. Ты же этого хочешь? Мы планируем провести одно дельце, и довольно крупное.
— Какое же это? — спросил он без особого интереса.
— Об этом ты узнаешь позже… Во всяком случае, это связано с поездкой в Америку. С отличными документами и кучей денег. Тебе нечего бояться: опыт в этом плане у нас имеется.
— Я кое-что слышал в этой связи, — произнес он. — И хотел бы знать, каким таким образом ваши люди попали на электрический стул, несмотря на этот ваш опыт?.. Почему, по-твоему, я бежал из Америки?
— Потому что ты ненавидишь янки.
— Абсолютно точно. И поскольку я их ненавижу, то и не намереваюсь возвращаться к ним. Правильно?
— Ты же ведь хотел сражаться на немецкой стороне? — продолжил я.
— Да, — ответил он. — Но не так, как ты думаешь. Не с автоматом в руках и не с фальшивыми документами. Дайте мне микрофон, и я обращусь по радио к бывшим товарищам, скажу им все, что следует. Они по горло насытились этой проклятой Богом войной. Но это все, что я сделаю для вас.
Я внимательно оглядел его и заметил, что им владел страх. Страха в то время я еще не понимал и не испытывал. И я оставил его в покое. Однако время уже не терпело. «U-1230» стояла в полной готовности к выходу в море. Во время контрольно-ремонтных работ мне сшили по заказу из лучшего материала форму советника по корабельному строительству. Она мне очень шла, и я с удовольствием оставил бы ее себе до самого конца войны.
