Вернер Альбринг - Городомля. Немецкие исследователи ракет в России
В один из первых дней, когда мы уже расставили всю мебель, распаковали все ящики и привели нашу квартиру в жилой вид, на острове рано утром в сопровождении жены и полковника Победоносцева появился живший в Москве господин Греттруп. Все руководители отделов были приглашены к нему на заседание. Господин Греттруп сидел за длинным столом из красного дерева. Справа от него сидел полковник Победоносцев. Первым вопросом Греттрупа к полковнику было: «Как называется этот остров?» Только теперь мы узнали его название: «Городомля». В повестке дня стояли преимущественно вопросы о бытовых потребностях жителей острова, поскольку обеспечение продуктами, дровами и электроэнергией зачастую представляло серьезную проблему.
Полковник Победоносцев рассмеялся от всего сердца, когда узнал, что нашего термодинамика, который, как все теоретики, был не особенно расположен к решению практических проблем, мы в силу его профессиональной компетентности назначили ответственным за топливное обеспечение наших домов.
Разумеется, был потребован немедленный ответ на вопрос о государственно-правовом положении нас и наших семей. К большому нашему сожалению мы вскоре заметили, что поврежденные места в натянутой вокруг острова колючей проволоке были срочно заделаны. Для нас это означало, что мы не имеем права покидать остров, пока нам не выдадут паспорта. Но их нам так и не выдали. Не только для редких командировок в Москву, но даже для поездок за продуктами в Осташков у нас была лишь простая бумага с фотографией и фамилией. На документе стоял штамп русского руководства острова. Это было временное удостоверение, но отнюдь не паспорт.
Полковник Победоносцев не забыл о моем высказанном в Москве настоятельном пожелании о контакте с исследователями и библиотеками. Он пригласил меня на одну неделю поехать в Москву. «Я проведу Вас в ЦАГИ и Библиотеку имени Ленина», — пообещал он. ЦАГИ — это Центральный Аэрогидродинамический Институт. И я вместе с полковником, четой Греттрупов и моей женой, которой понадобилось проконсультироваться с врачом, поехал в Москву. Невестка Лидди переселилась к нам в квартиру, чтобы ухаживать за нашей дочкой.
В Москве я в конце концов смирился с тем, что, несмотря на мое упорное стремление, никто не собирался провести меня ни в ЦАГИ, ни в Библиотеку Ленина. Наше пребывание в Москве, планировавшееся сроком на одну неделю, растянулось на целых три недели. Мне все время сообщали о новых сроках посещения, которые потом регулярно сдвигались, пока я наконец не понял, что из этого вообще ничего не выйдет. Я предполагаю, что в 1946 году доступ немцам в эти учреждения был еще закрыт.
Я также заметил, что наши немецкие коллеги, жившие в Москве, еще и не начинали экспериментальных работ. Технологи, специалисты по приводам и даже по управлению во главе с Хохом и Магнусом все свое рабочее время проводили за письменным столом. Они проектировали экспериментальные стенды и лаборатории. Там я познакомился с доктором Умпфенбахом, который в Германии был руководителем группы, работающей на экспериментальных стендах в Леестене, недалеко от Блайхероде. Господин Умпфенбах объяснил мне одну очень интересную идею, касавшуюся привода гидравлического насоса, который сжимает топливо в камере сгорания двигателя ракеты. У всех старых двигателей А-4 насос приводился в действие турбиной, которая в свою очередь работала на таком топливе, как перекись водорода. Этот приводной агрегат доктор Умпфенбах хотел заменить газовой турбиной, в которую газ подавался бы из камеры сгорания ракеты.
Все наши коллеги со своими семьями жили в красивых дачных домиках в поселке Валентиновка на окраине Москвы. Отсюда заводским автобусом они каждый день ездили на работу. Мы с женой в качестве гостей жили рядом с Хохом и Магнусом и их семьями.
Наш дом был расположен внутри неогороженного парка. Но никто из живущих здесь немцев еще ни разу не видел центра Москвы. Специально для нас, поскольку мы приехали в Москву только на неделю, была организована прогулка по городу. В город мы поехали на электричке, это было очень похоже на берлинский «S-Bahn»[2]. Электричка довезла нас до большой площади, на которой находятся три городских вокзала, поезда с них отправляются в Ленинград, Ярославль и Казань. Там мы спустились в метро. Станции московского метро поражают своим масштабом, красивыми мраморными стенами, лестницами и колоннами. Я ждал встречи с Москвой с большим нетерпением. В последние двадцать лет в Германии о Москве и России писалось очень много противоречивого и негативного.
Все публикации были окрашены политической принадлежностью пишущих или говорящих. Посетить Россию даже в мирное время было непросто.
Теперь я внимательно рассматривал все вокруг, особенно людей в метро, на улице, в ресторане. Это были типичные жители большого города. Рабочие, служащие, представители интеллигенции. На всех центральных улицах, широких и просторных, было много автотранспорта. Я подумал, что если бы западный европеец был бы перенесен сюда с завязанными глазами, и его бы спросили, в каком городе он находится, он бы, наверное, назвал целый ряд различных городов Западной Европы.
В этом городе можно было купить многие вещи. В большом универсальном магазине можно было увидеть все, забытое во время войны, от зубной пасты до обуви, детских игрушек и тканей. Все это было еще довольно дорого, но нам было радостно видеть эти первые предвестники мирной экономики.
Архитектурной жемчужиной выглядел храм Василия Блаженного, стоящий на краю Красной площади, неподалеку от Кремля — московского замка. Возвратившись в Валентиновку, мы могли многое рассказать соотечественникам о городе, в котором они живут и работают.
Для нас это посещение должно было остаться первым и последним, однако это было совсем не в нашем характере. Мы были людьми молодыми, и не задумываясь, жена и я тайно перелезали через забор Валентиновки и одни совершали прогулки по Москве. Тогда мы еще ни слова не говорили по-русски. Однако жители Москвы к нам относились очень дружелюбно и при покупках всегда нам помогали. Для дочки мы купили меховую шубку и маленькие валенки.
По возвращении в Осташков на вокзале нас встретил возчик с большими санями, запряженными двумя маленькими лохматыми лошадками. Да там было уже довольно много снега и уже стало действительно холодно. Мы погрузили наши чемоданы на дно саней, уселись сами, и упряжка поскользила к озеру и там опять по прямой к острову. Озеро крепко замерзло и его совсем занесло снегом.
Дома наша маленькая дочка плакала от радости, опять увидев родителей. Снова очутившись в Городомле, я особенно сильно воспринял разницу в уровне жизни между нами и нашими московскими коллегами. В Москве они жили как современные люди в одном из домов отдыха, а мы в Городомле — как первые поселенцы на новом континенте.
