Любен Георгиев - Владимир Высоцкий знакомый и незнакомый
В то же время его по пятам преследовали различные слухи, легенды, преувеличения. Распространяясь с невероятной быстротой, они достигали и нашей страны. Приведу один лишь пример.
Во время поездки Театра на Таганке во Францию в 1977 году в Париже состоялся вечер современной советской поэзии. Для участия в нем приехали Константин Симонов, Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, Роберт Рождественский, Виталий Коротич, Олжас Сулейменов и другие поэты. Присоединился к ним и Владимир Высоцкий. Потом он остался в Париже еще на два месяца и вместе с Мариной Влади участвовал в музыкально-поэтических вечерах и телевизионных программах на русском и французском языках. На вопрос, как ему удалось получить столь длительный отпуск, он ответил, что в театр пришли молодые актеры и ему разрешили играть дважды в месяц Гамлета, а в остальных спектаклях заменили. Так как он выполнил план на несколько месяцев вперед, ему предоставили столь большой отпуск. Тогда они с Мариной были в США, на острове Таити, в Полинезии…
А по поводу слухов — он напел мне припев из новой своей песенки в двух вариантах: «Вы не надейтесь, я не уеду», а потом. «Вы не надейтесь, я не останусь». Смысл ее, самый общий, был приблизительно такой — я не могу навсегда остаться в Париже, потому что Париж навсегда остался во мне… Окончательный вариант финала этой песенки приобрел следующее содержание:
Я смеюсь,
умираю от смеха,
как поверили этому бреду?
Не волнуйтесь, я не уехал,
и не надейтесь — я не уеду.
Так Высоцкий дал достойный отпор распространявшимся слухам (они не утихли и по его возвращении) о том, что он остается во Франции. Вот слова Марины Влади, сказанные по этому поводу:
— Володя путешествовал по свету — мы были и в Мексике, и на Гаити, и в Голливуде, но после двух-трех недель его стало тянуть домой. Он хотел слышать свой родной язык — это было нужно ему как воздух. Он не мог жить здесь (во Франции), не хотел, о переезде никогда не говорил.
Никогда не говорил с женой о том, что не сходило с уст его мнимых доброжелателей. И никогда не думал о том, что приписывала ему молва, что распространялось как бы от его имени, чтобы отравить ему жизнь, создать дополнительные трудности.
Во время выступлений Высоцкого в городах нашей страны мне передавали записки с вопросами, из которых было понятно, что и люди, любящие Высоцкого, имеют право на истину. Вне сомнения, подобные записки получал артист и у себя на родине, что заставило его написать свою яростную песню: «Я все вопросы освещу сполна»:
Я все вопросы освещу сполна,
дам любопытству удовлетворенье.
Да! У меня француженка жена,
но русского она происхожденья.
Нет! У меня сейчас любовниц нет.
А будут ли? Пока что не намерен.
Не пью примерно около двух лет.
Запью ли вновь? Не знаю, не уверен.
Он расставляет все точки над і, дав достойный отпор тем, кто как бы пытается проникнуть в его спальню и включает под его кроватью магнитофон:
Теперь я к основному перейду.
Один, стоявший скромно в уголочке,
спросил: — А что имели вы в виду
в такой-то песне и в такой-то строчке?
Ответ: — Во мне Эзоп не воскресал,
в кармане фиги нет, не суетитесь!
А что имел в виду, то написал:
вот, вывернул карманы — убедитесь!
Да нет! Живу не возле «Сокола»,
В Париж пока что не проник..
Да что вы все вокруг да около?
Да спрашивайте напрямик!
Меня обжигают в этом стихотворении две строки - «Не пью примерно около двух лет. Запью ли вновь? Не знаю, не уверен». Они достоверны, автобиографичны. Помню, как мы сидели с Высоцким, моей женой и советским литературным критиком Николаем Анастасьевым за столом, принесли напитки, я попытался налить Владимиру, но он накрыл свою рюмку ладонью. Потом сказал мне, что покончил с алкоголем, ему сделали операцию, вшили «торпеду», уже два года он не пьет.
— Что такое «торпеда»?
— Это венгерское изобретение, вшивается в вену, если ты принял даже ничтожное количество алкоголя, возникает тяжелейшая реакция, тошнота и прочее.
— Сколько времени может тебя удерживать эта штуковина?
— Через десять лет ее нужно заменять, потому что она ржавеет и изнашивается. Но мне из Франции привезли платиновую, значит, вечную, как золотые зубы…
Я передаю этот разговор совершенно точно, хотя и понимаю, что он велся полушутя в ресторанном гаме. Некоторые из друзей уверяют меня сейчас, что все это было розыгрышем, а может быть, актерским этюдом — актеры, дескать, любят репетировать в естественной обстановке, проверять свои реплики на людях. Может быть, это и так. Может быть, Высоцкий таким образом избавлял себя от соперничества в том, кто кого «перепьет», хотя в данном случае это ему не грозило. Допускаю, что это была шутка, импровизация, каприз — все, что угодно. Важнее другое — он не пил в компании, а за ним тянулись рассказы о прошлых гулянках.
«Запью ли вновь?» — резонный вопрос. Высоцкий никогда не был алкоголиком, и это надо сказать громко. Он нигде не был в таком качестве зарегистрирован, никогда не лечился. Однако, к сожалению, он не сумел до конца побороть пристрастие к водке, несмотря на помощь современной медицины и техники и несмотря на то, что был автором многочисленных песен, направленных против пьянства. Он оказался в этом отношении человеком слабым, а при его образе жизни подобные наклонности могли стать для него гибельными. В который раз он подтвердил непреложное старое печальное правило: легче бороться с пороком в глобальном масштабе, чем победить его в себе самом.
Тема эта не очень удобна для обсуждения. Но как мы знаем, сам Высоцкий не пренебрегал ею в своем творчестве. Для него вообще не существовало запретных тем. Его беспощадная откровенность не позволила и нам закрыть глаза на факты. И если бы мы об этом не сказали, за нас это сделала бы стоустая молва.
На вопрос, не тяготит ли его популярность, Высоцкий шутливо отвечал, что он ее просто не замечает. Так как он работает с раннего утра до полуночи, у него просто не остается времени ее замечать или почивать на лаврах, наслаждаясь своей славой. Поэтому он с полной уверенностью заявлял:
— Мне кажется, что пока я могу держать в руках карандаш, пока в моей голове еще что-то вертится, я буду продолжать работать.
Это слова трудового человека, никогда не пытавшегося заискивать перед публикой по примеру посредственных исполнителей. Семен Владимирович Высоцкий говорит, что его сын мог неделями спать по четыре часа в сутки, отдавая двадцать часов своему искусству.
