Игорь Курукин - Анна Иоанновна
Московская «оттепель»
Второго февраля «верховники» получили долгожданные «кондиции» и сразу же объявили в Кремле о принятии Анной престола на их условиях. От таких новостей шляхетство пришло в смущение — с чего это государыня сама себя изволила ограничить? Князь Дмитрий Михайлович дискуссии не допустил, но предложил собравшимся самим разработать и подать в совет проекты нового государственного устройства.
Возможно, «верховники» ожидали встретить одобрение своим действиям, ведь они предложили гарантии от монаршего произвола — бессудной опалы и конфискации имущества, от чрезвычайных податей и взлёта временщиков. Пока Анна медленно двигалась к столице, в зимней Москве наступила небывалая политическая «оттепель». Недавно привыкшие к бритью бород и европейским камзолам дворяне, ещё помнившие дубинку императора и его грозные (по выражению Пушкина, «писанные кнутом») указы, приступили к сочинению новой формы правления.
Сами «верховники» в эти дни тоже составляли свою программу — «пункты присяги». «Пункты» гласили, что страной будут править восемь пожизненных министров, а в случае смерти кого-нибудь из них оставшиеся «обще с Сенатом» должны выбирать замену «ис первых фамилей, из генералитета и из шляхетства людей верных и обществу народному доброжелателных». Если же «случитца какое государственное новое и тайное дело, то для оного в Верховной тайной совет имеют для совету и разсуждения собраны быть Сенат, генералитет, и калежские члены, и знатное шляхетство». Сенат и прочие центральные учреждения должны были формироваться путём выборов «из фамилных людей, из генералитета и из знатного шляхетства». Благодаря такому порядку, декларировали «верховники», «шляхетство содержано быть имеет так, как и в протчих европейских государствах, в надлежащем почтении и в ея императорского величества милости и консидерации».
Правители обещали «шляхетство в салдаты, в матрозы и протчие подлые и нижние чины неволею не определять», жалованье давать «сполна без задержания» и не отбирать движимое и недвижимое имущество даже у «сродников» осуждённого преступника. «Приказных людей» надлежало «производить по знатным заслугам и по опыту верности всего общества, а людей боярских и крестьян не допускать ни х каким делам». Купечеству обещали оказывать «призрение» и «отвращать от них всякие обиды и неволи, и в торгах иметь им волю», а «крестьян податми сколко можно облехчить»{99}.
С 5 по 7 февраля в совет были поданы семь дворянских проектов. Их авторы, как и «верховники», проявляли единодушие в стремлении расширить права дворян, но не доверяли правителям, тем более что многие знатные персоны рассчитывали на собственное вхождение в верховную власть.
Наибольшее значение имел самый представительный из проектов — «проект 364-х» (по числу подписей). Он, как и остальные, отражал чаяния пережившего годы войн и реформ служилого сословия: об отмене закона о единонаследии 1714 года, определении сроков дворянской службы, неназначении дворян рядовыми солдатами и матросами и «порядочном произвождении».
Но главным был вопрос о власти. «Проект 364-х» предлагал создать «Вышнее правительство» из двадцати одной «персоны». Это правительство, а также Сенат, губернаторов и президентов коллегий предлагалось «выбирать и балатировать генералитету и шляхетству… а при балатировании быть не меньше ста персон». Таким образом, проект предусматривал упразднение Верховного тайного совета в его прежнем качестве и, что не менее важно, устранение его членов от процедуры пополнения своих рядов. Кроме того, большинство проектов (проекты «364-х», «пятнадцати», «тринадцати» и «двадцати пяти») предлагали распространить принцип выборности не только на членов Верховного тайного совета, но также на сенаторов, президентов коллегий и губернаторов.
Принять такое устройство «верховники» вряд ли могли — оно означало бы их отстранение от власти. Они согласились лишь на увеличение своего состава («верховного правления») на пять человек, признали возможными выборы сенаторов — при условии, чтобы в обоих случаях в выборном «собрании» «было всегда одна половина из фамилных, а другая из шляхетства».
Они сделали и ещё один шаг — предложили, чтобы дворянство избрало «годных и верных отечеству людей от дватцати до тритцати человек и утвердили б их письменно так, что оне внизу написанным порядком к пользе отечества сочинят и утвердят, и то имеет вечно твёрдо и нерушимо быть». При этом новые законы должны были бы последовательно и единогласно приниматься сначала депутатами, затем Сенатом и самим советом. Таким образом, «верховникам» была бы гарантирована решающая роль в управлении. Но идея созыва такого «учредительного собрания» была, возможно, даже слишком смелой и осталась погребена в бумагах совета; современники не знали о работе «верховников» над собственным вариантом «конституции».
Они молчали — видимо, не желая объявлять о своих планах, не совпадавших с самым массовым «оппозиционным» проектом. Но в Москве 1730 года уже вовсю спорили о новой форме правления: «Одни хотят ограничить права престола властью парламента, как в Англии; другие — как в Швеции; иные думают сделать престол избирательным, по примеру Польши; иные же, наконец, высказывают мнение, что нужно разделить всю власть между вельможами, находящимися в государстве, и образовать аристократическую республику».
Вопрос о власти расколол «генералитет» (чины первых четырёх классов по Табели о рангах): одни склонялись к компромиссу с «верховниками»; другие (в том числе руководство Военной коллегии, трое из шести сенаторов, президенты и советники ряда коллегий) требовали ликвидации Верховного тайного совета. Но в спорах участвовало ещё около четырёхсот дворян низших рангов — они оставили свои подписи на проектах и засвидетельствовали знакомство с «кондициями».
Кто они были? Старые служивые, прошедшие огонь, воду и медные трубы Петровских реформ; посланные в своё время за границу «пенсионеры», капитаны и лейтенанты нового флота; боевые офицеры, заканчивавшие карьеру на должностях провинциальных воевод и комендантов, в Сенате, в полиции, в новых коллегиях. В центр событий попали бывшие денщики Петра I, вызванные на смотр армейские офицеры, ожидавшие новых постов бывшие прокуроры или «нарочные», назначенные Сенатом для сбора недоимок в провинциях. Уничтожавший императорскую власть проект подписали старшие чины московской полиции во главе с обер-полицмейстером, отрешённые от должности проворовавшиеся чиновники и молодые камергеры и камер-юнкеры двора. Рядом с носителями старинных чинов «стольников» и «жильцов» подписи ставили представители иного поколения — к примеру, обучавшийся в Париже и прикомандированный к Академии наук (и одновременно являвшийся агентом французского посольства) Алексей Юров и «архитектурного и шлюзного дела мастер» Иван Мичурин.
