Людмила Поликовская - Есенин. Русский поэт и хулиган
И вот наступает этот день — 22 июля 1916 г. Есенин читает перед высочайшими особами (присутствовали Императрица Александра Федоровна, Великие Княжны Мария и Анастасия) стихотворение «Русь», а также стихотворение, сочиненное в их честь.
В багровом зареве закат шипуч и пенен,
Березки белые горят в своих венцах.
Приветствует мой стих младых царевен
И кротость юную в их ласковых сердцах.
Где тени бледные и горестные муки,
Они тому, кто шел страдать за нас,
Протягивают царственные руки,
Благословляя их в грядущей жизни час.
На ложе белом, в ярком блеске света,
Рыдает тот, чью жизнь хотят вернуть…
И вздрагивают стены лазарета
От жалости, что им сжимает грудь.
Все ближе тянет их рукой неодолимой
Туда, где скорбь кладет печать на лбу.
О, помолись, святая Магдалина,
За их судьбу.
Текст этого приветствия был преподнесен императрице исполненный акварелью, славянской вязью на листе плотной бумаги и украшенный орнаментами. После чего Александра Федоровна принимает подписанный Есениным экземпляр «Радуницы».
Приветствие написано по просьбе полковника Ломана. Ослушаться Есенин не мог. Но, думается, поэт обрадовался такому предложению, — это льстило его тщеславию. Во всяком случае, впоследствии (конечно, не в официальных документах, а в беседах с друзьями) он не прочь был прихвастнуть этим эпизодом своей биографии и даже дополнить его явно неправдоподобными подробностями (ел из одной ложки с Великой Княжной Анастасией, беседовал с Г. Распутиным и др.).
В Петрограде, как и следовало ожидать, известие о «гнусном» поступке Есенина встретили с негодованием. «Возмущение вчерашним любимцем было огромно, — вспоминает Г. Иванов. — Оно принимало порой комические формы. Так, С. И. Чацкина, очень богатая и еще более передовая дама, всерьез называвшая издаваемый ею журнал «Северные записки» — «тараном искусства по царизму», на пышном приеме в своей гостеприимной квартире истерически рвала рукописи и письма Есенина, визжа: «Отогрели змею! Новый Распутин! Второй Протопопов![50]». Тщетно ее более сдержанный супруг Я. А. Сакер уговаривал расходившуюся меценатку не портить здоровья «из-за какого-то ренегата».
Конечно, Г. Иванов мог и сочинить эту сцену — с него станет. Но что-то похожее, несомненно, имело место.
А ведь в петроградских салонах 1916 г. еще не знали того, что знают наши современные литературоведы: совсем недавно Есенин сотрудничал с социал-демократами, а скоро будет сотрудничать с эсерами. Так, с 1916 г. и по сей день вслед Есенину несется: хамелеон! Двурушник! Приспособленец! Но то, что не дано понять «ведам», отлично понял тот, кто по собственному опыту знал: из лицемерья не пишутся стихотворенья — Поэт В. Ходасевич: «Есенин не двурушничал […]. Ему просто было безразлично, откуда пойдет революция, сверху или снизу. Он знал, что в последнюю минуту примкнет к тем, кто подожжет Россию; ждал, что из этого пламени фениксом, жар-птицею, взлетит мужицкая Русь».
Вполне вероятно, что Есенин хотел определенным образом влиять на политику царя. Косвенно об этом свидетельствует письмо-трактат Н. Клюева полковнику Ломану под заголовком «Бисер малый от уст мужицких» (если написано и не вместе с Есениным, то, безусловно, согласовано с ним). Ломан предложил Клюеву и Есенину написать стихи о Федоровском соборе, обещая при этом помочь поэтам издать эти стихи отдельной книгой. Клюев — в витиеватых выражениях — объясняет Ломану, почему они не могут принять столь лестное предложение. Он цитирует древнюю рукопись: «Мужие книжны, писцы, золотари, заповедь и часть с духовными приемлют от царей и архиреев и да посаждаются на седалищах и на вечерах близ святителей с честным людьми». Так смотрела древняя церковь и власть на своих художников. В такой атмосфере складывалось как самое художество, так и отношение к нему. Дайте нам эту атмосферу, и Вы узрите чудо». В переводе на русский язык это значило: приблизьте нас ко двору, позвольте нам участвовать в его политике — и мы будем с вами сотрудничать. Ну, это уж слишком!
Полковник Ломан балует Есенина: ему нет отказа в увольнительных в Петроград; дважды за 1916 г. он побывал дома, в Константинове. Родные Есенина не слишком радуются его приездам. Крестьянский ум подсказывает: такие поблажки даются не каждому — за это надо чем-то заплатить. («Отец и мать с тревогой смотрели на Сергея — Уж больно высоко взлетел!») Да и Сергей не очень радовался своему положению. Поэтому его приезды домой, несмотря на внешнее благополучие, оставили что-то тревожное» (Е. А. Есенина).
Внешне в жизни Есенина действительно все благополучно. Он активно задействован в мероприятиях праздничного дворцового ритуала: 1 и 5 января присутствует на богослужении в Феодоровском Государевом Соборе, затем, 6 января, — на литургии, 19 февраля выступает с чтением своих стихов в трапезной палате Федоровского городка перед высокопоставленными членами «Общества возрождения художественной Руси».
Однако ж какие грустные стихи он пишет в это «благополучное» для себя время:
Не бродить, не мять в кустах багряных
Лебеды и не искать следа.
Со снопом волос твоих овсяных
Отоснилась ты мне навсегда.
Или:
Кого-то нет, и тонкогубый ветер
О ком-то шепчет, сгинувшем в ночи.
Кому-то пятками уже не мять по рощам
Щербленный лист и золото травы.
Даже Императрица заметила, что стихи Есенина красивые, но очень грустные. На что Есенин — если верить ему — ответил: «Такова вся Россия».
Еще до революции он писал о ее неизбежности:
Многих ты, родина, ликом своим
Жгла и томила по шахтам сырым.
Много мечтает их, сильных и злых,
Выкусить ягоды персей твоих.
«Скифы»
Это стихотворение — «Синее небо, цветная дуга…» — Есенин предназначал для задуманного Ивановым-Разумником[51] сборника «Скифы».(Там оно и появится.)
Есенин познакомился с этим известным литературным критиком и публицистом эсеровского толка еще до призыва в армию. Иванов-Разумник жил в Царском Селе. Именно там Есенин и сошелся с ним коротко, стал часто бывать у него дома. О нем поэт писал А. Ширяевцу (тоже крестьянскому поэту): «Натура его [Иванова-Разумника] глубокая и твердая, мыслью он прожжен, и вот у него-то я сам, сам Сергей Есенин, и отдыхаю, и вижу себя, и зажигаюсь об себя».
Во время подготовки сборника Есенин вместе с редактором и другими авторами (среди которых Андрей Белый) обсуждал состав и идеологию будущей книги. Предполагалось, что она будет основана на идеях символистов («Россия — Мессия»), «почвенничестве» «новокрестьянских поэтов» (мужицкая Русь) и «левонароднических» (эсеровских) идеалах. Трудно переоценить значение этих вечеров у Иванова-Разумника для формирования мировоззрения Есенина. Долго он будет считать себя духовным учеником Иванова-Разумника. А общение с Андреем Белым было, конечно же, плодотворным для Есенина как поэта.
![Джон Макдональд - Оставшийся в живых [Меня оставили в живых]](/uploads/posts/books/248375/248375.jpg)
