Михаил Лямин - Четыре года в шинелях
- Бросьте заниматься глупостями, - сказал он сверхбдительным политработникам. - Грош цена нашей воспитательной работе, если кто-нибудь из наших солдат поверит фашистской брехне. Надо не шпионить за солдатами, а дружить с ними, разоблачать вранье, а не скрывать его. В этом должна быть наша сила.
Простые, понятные слова. А вот не до всех они доходили. Кое-кому так и не терпелось схватить какого-нибудь молоденького бойца с немецкой листовкой и притащить его за шиворот в особый отдел. Вот полюбуйтесь, мол, поймал изменника. А изменнику-то всего восемнадцать лет и кончил он лишь четыре класса.
Я не писал до сих пор о Константине Дмитриевиче Вячкилеве, парторге артиллерийского полка. Он прошел с дивизией весь путь, участвовал во всех боях, был ранен, но остался жив. В прошлом тоже партийный работник, секретарь одного из райкомов Ижевска, он по характеру смахивал на Степана Некрасова. Так вот, насчет листовок и перебежчиков Вячкилев говорил так:
- А пусть перебегают, кому хочется. Зачем держать слабых духом. Они же одна обуза в бою. Я так и говорю в беседах, а потом рисую немецкий рай, какой ждет перебежчика. У нас пока никто не хочет попасть в тот рай.
Умные мысли. Так поступают многие командиры и политработники. А те, кто продолжает слежку, одумаются. Война ведь тоже школа. В ней есть и первый, и второй, и пятый классы. Есть начальная, средняя и высшая ступень сознания. Удивляться ничему не надо.
А самой лучшей школой, конечно, является бой. Тут как на ладони все характеры. Трус - в кусты, кланяется пулям. Изменник бежит за спиной смельчака, чтобы при первой возможности нырнуть в сторону немцев. Хвальбишка кричит из-за укрытия. А честный, мужественный боец идет во весь рост, полный достоинства советского человека.
В каком бы трудном положении ни находилась дивизия, а учить солдат на боях надо было обязательно. Комдив исподволь готовил полки к этому. Но школа-бой должна иметь и расчет.
Таким расчетом стала в марте необходимость оседлать железнодорожный разъезд Лошаки. При удаче операции от Ржева отрезалась северная, оленинская группировка врага. Это был бы важный клин в оборону противника.
Командование дивизии получило приказ. На операцию в первый эшелон был выдвинут 1190 стрелковый полк. Все было разведано и рассчитано, проведена соответствующая подготовка. Перед наступлением состоялось партийное собрание. Парторг полка Николай Фадеевич Щербаков, ветеран дивизии, только что оправившийся после ранения в боях под Сычевкой, читал одно заявление за другим о приеме в партию.
Собрание шло в сарае. Все были с оружием, одетые, сосредоточенные и собранные. Вопросы вступающим в партию задавались короткие и резкие. Например:
- Зачем тебе партия? - спрашивал молодого пожилой солдат.
- Мне легче идти в бой коммунистом.
- А так трусишь, значит?
- У меня братан - коммунист. Погиб под Москвой.
- Принять в таком случае... Или такой разговор:
- Чем занимался в гражданке?
- Торговал керосином.
- Другого дела не нашел?
- Был завмагом, да уволили.
- Проворовался?
- Образования не хватило.
- А сейчас грамотный?
- Разбираюсь.
- Ранен?
- Два раза.
- Как относишься к власовцам?
- Вот я и хочу доказать им...
- Принять.
А потом атака, уже знакомая по прошлым схваткам, такая же решительная и отчаянная. Ведет одна мысль - оседлать разъезд. Маленький, невзрачный, затерявшийся в лесу, но кусочек советской земли, а потому большой и дорогой, который надо обязательно вернуть. Если вернем, по нему не будут ходить больше немецкие поезда. Немцам станет трудно, они вынуждены будут искать другие выходы. А другие им тоже закроют и выкурят, в конце концов, как мышей, из Ржева и Сычевки, из всей Смоленской и Калининской областей, из нашей страны.
Полк наступает на разъезд с двух сторон. Где спрятались фрицы, и не поймешь. Наверное, в домике стрелочника. Давай огонь по нему.
Бойцы продвигаются вперед. И вдруг, как часто бывает на войне, стена огня. Это заработали пулеметы круговой обороны, замаскированные в будке стрелочника. Круговая оборона - не шутка. Недаром еще в пункте формирования бывший комдив Киршев кричал при рытье землянок: "Почему глухие? Как будете отражать атаку противника?".
Вот, пожалуйста, наглядный урок, насколько важна на войне круговая оборона. Нельзя сунуться ни спереди, ни с флангов. А разъезд взять надо.
Прошла небольшая артподготовка. Солдаты идут в лоб. Перебежками, ползком, извиваясь, как ящерицы, ведя на ходу огонь. Но он не достигает цели. Будка превращена в дзот. Эх, сорокапятку бы на прямую наводку. А время идет. Минута кажется вечностью. И зол каждый на себя, на свое бессилие, на свою несообразительность. Полчаса назад вступал в партию: хочу идти в бой коммунистом. Вот, пожалуйста, оправдывай свое заявление. Чего же ты прячешься - лицо в снег, а зад выставляешь напоказ всему миру. Эх, черт возьми, была не была.
Это ругается про себя керосинщик. Парень готов растерзать себя за неумение воевать. Слюнтяй, недотепа.
А будка изрыгает шквал огня. Да так ловко, так хлестко, будто в ней кто играет на специальном рояле.
Керосинщик ползет и ругается. Рядом с ним появляется парторг.
- Что, Синицын, туго?
- Ничего, товарищ парторг, я сейчас дам им прикурить.
- На, противотанковую.
Синицын берет гранату. Опять ползет. Не отстает от него и парторг. А кругом идет перепляс тысяч пуль.
И вот огромная, неуклюжая фигура в сером, заляпанном мазутом полушубке поднимается во весь рост и с ходу бросает металлическую чушку в сторону будки стрелочника. Взрыв. Фигура падает до взрыва и не шевелится.
Парторга осколки не задели. Но они не задели, должно быть, и будку. Она продолжала жить.
Парторг, мирный, спокойный в жизни человек, еще не окрепший после недавнего ранения, оглядывает головной батальон. Думал ли он когда-нибудь, что будет вот так ползти по железнодорожной насыпи ради единственного: заставить замолчать какую-то паршивую будку, которая была сейчас для его полка олицетворением фашистской Германии.
Парторг был до войны журналистом. Народ уважал и берег таких людей. Берегли их и на войне.
Но вот тут, у этих чертовых Лошаков, куда же денешься? Не поползешь ведь назад. Не скажешь, что я чернильная душа и мне несподручно стрелять из автомата.
А немец шпарит и шпарит. Ему все сподручно. Сподручно убить молодого неуклюжего керосинщика. Ранить его товарищей. Держать на снегу вповалку батальон.
Ах, черт возьми, насколько человек бессилен на войне. Букашка, сморчок. А если лежать без движения долго, совсем превратишься в песчинку.
Ну, нет. Парторг Николай Щербаков, журналист из Удмуртии, "чернильная душа", этого не допустит. Была не была. Ста смертям не бывать, одной не миновать. Махнем.
