Максим Ларсонс - На советской службе (Записки спеца)
После кратковременной работы в Гохране, я установил, что некоторое время тому назад представителями главного музейного управления уже был отобран ряд серебряных предметов для музеев, передача каковых, однако, все затягивалась под всякая рода предлогами.
Это музейное серебро находилось в Гохране. Я снесся с Наталией Ивановной Троцкой (женой военного комиссара Льва Троцкого), которая в то время стояла во главе всех музеев, и она обратилась в валютное управление с письменным требованием о выдаче означенного серебра Оружейной Палате. Чтобы дать представление о том громадном художественном и музейном богатстве, которое собралось в Гохране, я замечу, что серебро отобранное музеями весило более 400 пудов. Я дал затем Гохрану письменное предписание о немедленном перевозе музейного серебра в Оружейную Палату.
Оружейная Палата, учрежденная в 17-м веке московскими царями, помещается в Кремле и ныне представляет собой несомненно самый богатый музей в мире в отношении старинного серебра. В ней помещаются также чудные и весьма своеобразные собрания старинных тканей и парчи.
Транспорт серебра был произведен под военной охраной и Оружейная Палата должна была принять серебро от представителей Гохрана. Приблизительно дня три спустя после прибытия серебра в Оружейную Палату я был срочно вызван в Кремль, где директор Оружейной Палаты сообщил мне, что представители Гохрана отказываются выдать Палате некоторые предметы. Оказалось, что начальник Гохрана т. Никифоров приказал тем двоим служащим, которые должны были произвести передачу серебра Оружейной Палате, выдать ей только по одному экземпляру одинаковых вещей. Никифоров был того мнения, что этого для музеев вполне достаточно. Так что, если, например, Оружейной Палате должна была быть передана пара характерных или художественно-выдающихся серебряных канделябров, то его подчиненные имели поручение передать музею только один канделябр, между тем как другой должен был быть вновь водворен в Гохран.
Так как я собирался вскоре выехать за границу и прекрасно знал отношение Никифорова к музеям, то я не счел возможным просто приказать служащим Гохрана, не исполнять приказа их непосредственного начальника. Так как передача столь громадного количества серебра, связанная с составлением особых актов по отдельным предметам, должна была продлиться нисколько недель, то я предложил служащим Гохрана, чтобы они поместили все предметы, передача коих Оружейной Палате покажется им спорною, другими словами все так называемые «одинаковые» предметы, в особые ящики, которые я назвал «спорными» ящиками. Я объяснил им, что после моего возвращения из за границы я лично вновь осмотрю все спорные предметы и тогда сообща решим вопрос на месте.
Когда в октябре 1923 года я вернулся в Москву и вошел в Оружейную Палату, то нашел там три огромных ящика со спорными серебряными предметами. Я призвал моих помощников из Гохрана и прочел им короткую инструктивную лекцию о значении художественного ансамбля: речь шла в особенности о передаче Оружейной Палате шести громадных серебряных люстр 18-го века из церкви в Филях под Москвой. Я им указал, что считаю передачу Оружейной Палате всех спорных вещей, как с музейной так и с художественной точки зрения, абсолютно необходимой. Я им одновременно разъяснил, что совершенно независимо от приведенных музейных и художественных мотивов, возврат спорных предметов Гохрану не имеет ни малейшего смысла, так как продажа старинного русского церковного серебра 18-го века возможна лишь по цене чуть-чуть превышающей стоимость самого металла в оплавленном виде. Ибо на иностранном рынке почти вовсе не существует никакого спроса на русское серебро, между тем как внутреннего рынка для серебра не существует, а для церковного серебра и подавно. Несколько спорных вещей, которые для Оружейной Палаты не представляли особого интереса и на передаче которых директор Оружейной Палаты и не настаивал, я распорядился возвратить Гохраиу. Я затем спросил присутствующих, протестует ли кто-либо против передачи всех остальных спорных предметов Оружейной Палате, но никто не заявил протеста. В виду этого я формально передал спорные предметы Оружейной Палате. Этим путем был избегнут ненужный конфликт
ЭпизодСреди массы ежедневных событий я хочу отметить здесь лишь следующий характерный эпизод.
Однажды в мой кабинет явился курьер и доложил мне: «протоиерей Марсов вас желает видеть». Я велел просить. Вошел высокий худощавый человек средних лет, одетый не как священник, а как частное лицо в длинное желтое непромокаемое пальто.
— Это вы будете начальником валютного управления?
— Да, пожалуйста присядьте.
— Я пришел к вам с письмом митрополита Антонина. Я уже был у начальника Гохрана, тов. Громадского, но он послал меня к вам. Мы нуждаемся в епископском облачении. Вы не думайте, мы не хотим иметь его даром, мы вам за это заплатим. Конечно, мы не можем купить драгоценного облачения из золотой парчи. Мы хотим иметь простое дешевое облачение. Ведь у вас в Гохране имеется много священнических и епископских облачений и я бы хотел одно из них себе выбрать.
Действительно, при секвестре церковного имущества вместе с церковным серебром были конфискованы из ризниц также и многие церковные облачения.
Лично я не видел причины, почему желание митрополита не могло быть исполнено, тем более, что в Москве, на Никитской улице, в особой лавке, совершенно открыто продавались новые церковные сосуды и новые церковные облачения. Все же я телефонировал заместителю начальника Гохрана Громадскому и спросил его, почему он направил ко мне священника.
— Видите ли, по моему мнению, это политическое дело, ведь мы до сих пор никому не выдавали ни единого церковного облачения и ни единого церковного сосуда. Если вы мне прикажете, то я облачение выдам, но без вашего ордера я этого не сделаю. Я бы на вашем месте также не брал на себя ответственности.
— Хорошо, я вижу, что выдача облачения является принципиальным вопросом и поэтому я представлю это дело на разрешение высшей инстанции.
Я ответил священнику, что я лично не вижу препятствий к исполнению желания митрополита. Но дело это является принципиальным вопросом, так как к Гохрану с подобной просьбой еще не обращались и так как до сих пор ни церковных сосудов, ни облачений никому еще не выдавалось. Я поэтому представлю это дело соответственной высшей инстанции и постараюсь добиться положительного принципиального решения по этому вопросу.
Священник казался удовлетворенным тоном моего ответа и сказал, что он его передаст митрополиту. Он благодарил меня за любезный прием и заявил, что вполне понимает, что при данных условиях исполнение его желания должно быть отложено до принципиального решения высшей инстанции.
