Иван Куц - Годы в седле
— Почему один? Где Месарош?
— Не знаю.
— Давай сюда! — я показал на штабель шпал.
К станции неслась орда басмачей. Атакующие резко выделялись на светлом фоне.
Пулемет задрожал в руках Иоселевича. Почти одновременно подал голос и «льюис» слева. По «почерку» я узнал Сабо. Еще дальше залились «максимы» из пулеметной команды. Гулко ухнула пушка «бронепоезда». Подумалось: «Сейчас должны заговорить обе наши батареи». Но они почему-то не спешили сказать свое веское слово...
Между тем бандиты неудержимо неслись на наши позиции. Они лезли прямо на пулеметы и истошно орали: «Алла, алла! Ур!»[8]
Подступы к насыпи густо усеялись трупами. Сквозь плотную огневую завесу прорывались лишь небольшие группки. Их уничтожали ручными гранатами, выстрелами в упор из винтовок.
Вдруг крики и беспорядочная стрельба раздались в нашем тылу. Оставив за себя Танкушича, я побежал узнать, в чем дело. Не на артиллеристов ли беда навалилась? Может быть, потому и не слышно их.
Самые худшие предположения оправдались. Перебежав под вагонами на другую сторону станционных путей, я увидел крупный отряд вражеской конницы, атаковавший огневые позиции батарей. Бойцы развернули орудия в сторону противника, но дать залп не успели и отбивались чем попало. Рослый командир батареи Янушевский в упор бил из револьвера. Член Военного совета группы Петерсон орудовал увесистым банником.
Я бросился к командиру сотни Заблоцкому:
— Спасай батареи!
Он дал мне взвод Танкушича и два отделения от Пархоменко.
Мы зашли басмачам во фланг. Наш удар оказался чувствительным. Они начали отходить.
Несколько залпов картечью вдогонку окончательно разметали всадников противника. Батарейцы развернули пушки в сторону вокзала. Бандиты уже успели просочиться туда.
Не помню, была ли какая команда, но бойцы наши разом поднялись в контратаку. Впереди всех несся мой старый школьный приятель Рахимбек Азимбеков. За ним, во главе своего взвода, — Шишкин. Слева — подразделения Танкушича, Чанчикова, Пархоменко, Сидорова и Скокова. Это была первая наша контратака в пешем строю.
Укрывшиеся за дувалом басмачи открыли пальбу. Как подкошенный рухнул Иван Хренов. Ролич, Рахимов и еще несколько человек метнули гранаты. Подоспел с пулеметом Федоров. Басмачей сбили с занятых позиций и погнали дальше...
Остаток дня прошел спокойно. Но с наступлением темноты противник снова совершил ряд наскоков. Все они были отбиты.
С рассветом бой возобновился. Наученные горьким опытом, мы убрали все, что могло помешать стрельбе, обеспечили некоторую свободу маневра «бронепоезду». Неприятелю так и не удалось прорваться сквозь наш огневой щит.
Мадаминбек отвел свои банды в окрестные кишлаки.
6
3 апреля один из наших «бронепоездов» получил задачу прикрыть ремонтно-восстановительные работы на железнодорожных путях. Верстах в восьми от Намангана он натолкнулся на сильное сопротивление басмачей. Гуща выслал на подмогу второй такой же поезд с ротой пехоты. Но и противник подтянул свежие силы. Тогда выступили весь самаркандский отряд и еще подразделение наманганцев. Совместными усилиями басмачей оттеснили к Чартаку.
Здесь опять произошла задержка. Взвод Пархоменко напоролся на хорошо подготовленную к обороне отдельную усадьбу.
Бой затих, только когда медно-красный солнечный диск провалился за горизонт. В саду при мечети возле походной кухни захлопотал Бела Фаркаш. В расположении противника загнусавили муэдзины.
Но утром 4-го числа все возобновилось снова. Бандиты опять поднялись в атаку. Их встретили орудийными и винтовочными залпами, пулеметными очередями. Хорошо организованный огонь нанес атакующим большой урон. Их натиск резко ослаб. Почувствовав это, В. С. Гуща ввел в действие конницу и приказал Заблоцкому, принявшему командование над обеими сотнями, не таиться по лощинам, не маскироваться.
— Пускай разбойники знают, что наша кавалерия заходит им в тыл, и настраиваются на отход, — пояснил Василий Степанович. — Окружить их и уничтожить мы все равно не сможем: сил маловато.
Мадаминбек выставил против Заблоцкого заслон. Но наши подразделения опрокинули его и ворвались в Чартак. Басмачи направились через линию железной дороги на Охча и Сары-Курган. Однако там их встретил кокандский отряд под командованием Д. Е. Коновалова и интернационалисты Э. Ф. Кужело.
Совместными усилиями нам удалось 12 апреля окружить банду Мадаминбека. Около пяти часов длился упорный бой. Басмачи потеряли более ста человек убитыми. Остальным удалось вырваться из кольца и уйти в горы.
Между главарями начались раздоры. Курбаши[9] Хал-Ходжа обвинял Мадаминбека в том, что он слепо доверился Осипову и пошел на рискованную операцию под Наманганом. Да и многие басмачи не доверяли Осипову, не без резона считая, что человек, изменивший одним, может предать и других.
Опасаясь за свою голову, Осипов решил бежать в Бухару. За ними увязался было разведывательный разъезд нашей сотни. Но на перевале Чаткал-Даван начавшийся буран заставил прекратить погоню.
Разведчики доставили в штаб отряда трех белогвардейцев, подобранных на тропе. Один из них, раненный в бедро офицер, показал на допросе, что путь Осипова лежит через высокогорную Матчинскую волость. Об этом мы телеграфировали в Самарканд. Туда же с первым эшелоном были направлены обе наши конные сотни. Однако мы запоздали...
Меня опять вызвали в Самаркандский обком партии. Новый председатель обкома Григорий Павлович Константинопольский вручил направление на учебу в Ташкентскую школу военных инструкторов.
Зеравшанские тропы
1
Учиться пришлось недолго. Поступил в апреле, а уже в сентябре 1919 года батальон «ленинских юнкеров» послали на Актюбинский фронт против колчаковцев.
В октябре вернулись в Ташкент. Выпуск школы состоялся в канун 2-й годовщины Великого Октября. Я получил назначение в Самарканд и стал командовать отдельной конной сотней. Той самой, в которой служил прежде.
Пока я учился, она побывала на Закаспийском фронте. В боях с белогвардейцами и английскими интервентами некоторые мои товарищи погибли. Часть бойцов перешла в разведку 1-го Туркестанского стрелкового полка.
В начале 1920 года сотня вошла в состав конного дивизиона Самаркандского особого пограничного полка и стала именоваться эскадроном.
16 февраля я со своим подразделением отправился в Пенджикент. Там мне подчинили команду разведчиков, и вместе с ней мы перешли в кишлак Иоры, расположенный у входа в Зеравшанское ущелье. Надо было ждать, пока в горах прекратятся снежные бураны, и исподволь готовиться к экспедиции в Матчинскую волость.
