Иван Исаков - Каспий, 1920 год
Рейсы шлюпок в гавань и обратно не поспевали за работающими в ямах. Последних сперва сменяли через час, потом через полчаса, а под вечер - через десять минут. Уже многие сипели. У всех были синие руки и лица…
Невольно вспомнил, как в прошлом году «Кобчик» был послан по Неве в Ладожское озеро и, когда в Шлиссельбурге угля не оказалось, нам предложили топить угольные котлы - дровами.
Переложить колосниковые решетки было делом не очень сложным, но порт дал не «швырок», а здоровые поленницы, которые приходилось самим грузить с баржи и не только распиливать, но и раскалывать при помощи клиньев и кувалд.
Не рассчитанные на дрова котлы «Бабкок и Вилькокс» жрали их так, что авральным порядком команда круглые сутки занималась разделкой дров, а на порывистой ладожской качке это было исключительно трудным делом.
В довершение всего от сырости дров (которыми была завалена вся верхняя палуба) и от недостаточности опыта полного давления пара добиться не могли даже самые старые кочегары, и корабль «тилипал» не больше восьми узлов, а через сутки, израсходовав весь запас, приходилось возвращаться в базу.
Хорошо, что у противника не было на Валааме сильных кораблей.
Вот тогда можно было задуматься.
Что наши моряки отчаянные и смелые, знал и раньше. Но такого упорства, выносливости, стоицизма - не видел никогда, и хотя они называли разделку поленниц «каторжной работой», все же выполняли ее сами, не только без особых приказаний, но даже без уговоров.
Юденич последний раз рвался к Питеру, а белофинны ждали выгодного момента, чтобы ударить в спину. И вот в таких условиях именно эта разделка дров, требовавшая нечеловеческих усилий в течение длительного времени, показала еще раз на конкретном и наглядном примере, что значила для русского человека из народа - Октябрьская революция.
Ледовый поход был героичен, но он прошел на массовом подъеме, на общем энтузиазме, на глазах у всех. Пробивался сквозь лед флот в полном составе. А «Кобчик» выходил один. Это были будни. Команда только знала, что его сменяют сторожевики, которые работают в тех же условиях.
Сейчас в Петровске можно было наблюдать своеобразное повторение «каторжной работы» в виде добычи угля из ледяной воды, тоже без особых команд и уговоров, то есть демонстрировался не боевой, а будничный, повседневный героизм красных моряков.
Общий порыв сорвал флагмех, который, стоя над одной из ям, неосторожно изрек вслух:
- Работали-работали, а хватит всего на один котел - часа на два или на три…
Никто не рискнул одернуть или что-либо скомандовать, когда безмолвно, все как один, побросали лопаты и мешки в последние шестерки и двинулись домой. Кроме того, все равно надо было кончать не только из-за холода и воды, но и из-за наступавшей темноты.
Кто- то, желая смягчить мрачную напряженность, сострил, что «все одно дальше работать можно было только в водолазных скафандрах», но никто не отозвался. А между тем остряк был прав.
Но работали не зря.
Честно поделив уголь (кроме «Дельного», у которого был свой), на двух миноносцах подняли пары в дежурном котле так, что действовали динамо, санитарные и пожарные помпы и т.д.
Ну, заодно и обогрелись.
А наутро при всеобщем ликовании на портовой стенке появился знакомый паровоз с двумя платформами железнодорожного угля.
Наши настолько вошли в раж, что сгрузили заодно и половину запаса топлива с тендера паровоза, несмотря на вопли машиниста и начальства.
* * *
Выставил пост на конце мола, нечто вроде береговой брандвахты.
Обслуживают сигнальщики и рулевые «Деятельного».
Пытался привлечь с других миноносцев - отказ. У каждого своих дел хватает. Вернее, не только своих, но и чужих. Пока, кроме трех миноносцев и двух истребителей, здесь больше никого нет.
Так и получилось, что всю охрану водного района обслуживает команда «Деятельного».
Пока все идет нормально только потому, что никакие суда или корабли не приходят и не уходят (иначе мы не успевали бы заводить и разводить бон на шлюпках; буксира не имеем); помогает хорошая погода, а главное, то, что не беспокоит противник.
Даже самолеты не появляются.
Между тем убежден, что враги знают, что мы одни и без угля, то есть беспомощны. Ведь помимо того, что не все подлецы успели удрать, бесспорно, что некоторые остались нарочно. Конечно, в замаскированном виде.
Ведь на их стороне вековая школа британской «Интеллидженс сервис».
* * *
Рыбаков пропускаем вплотную к молу, стравливая на грунт стальной трос, крепящий боны.
Самое несолидное - пропуска, выдаваемые атаманам баркасов. Это бумажки без штампа, скрепленные корабельной печатью.
5 апреля.
Днем состоялось не очень приятное, но очень нужное знакомство.
Не желая входить на корабль, некий товарищ в кожаной куртке и с маузером настоял, чтобы командир вышел наверх.
- Вы командир?
- Я командир!
- Пошли! («Волевым» тоном.)
- Это смотря куда!…
Товарищ в кожаном заметил, что этой сценой очень заинтересовались матросы и начали как бы невзначай тесниться к сходне.
Кто- то, дав подзатыльник салаге, громко сказал:
- А ну, давай за комиссаром… Живо! Пауза затягивалась.
Товарищ изменил тактику, бросил свой специфический тон и, дружески улыбаясь, сказал:
- Да тут совсем рядом. Товарищ Панкратов до вас какое-то дело имеет.
- Ну что ж, тогда пошли… Мне он сам нужен… Отставить комиссара!
Визитер остановился перед особняком, расположенным за каменной стеной, недалеко от главной магистрали, и сдал меня такому же кожаному человеку.
Где- то в глубине двора-сада мелькнул морской бушлат и исчез, а все остальные, кроме комендантской команды из красноармейцев, были в кожаных тужурках и таких же фуражках. Традиционный костюм или почти форма, родившаяся не более двух лет назад и которая безошибочно подсказывала, что здесь помещается ВЧК или один из ее филиалов.
* * *
Панкратова я не знал. Слыхал, что матрос-балтиец, сменивший Атарбекова {51}.
С первого же момента встреча мне не доставила удовольствия.
За большим столом «буржуйского» кабинета сидел моряк в хорошо отглаженной форме первого срока и в фуражке. Несмотря на полуприкрытые ставни, ясно вырисовывалась на ленточке золотая надпись «Полтава».
- А! Старые знакомые! Помню, помню… лейтенант с «Петропавловска»? (Конец фразы звучал полувопросом.)
