Ольга Голубева-Терес - Ночные рейды советских летчиц. Из летной книжки штурмана У-2. 1941–1945
Ну и погодка зимой на Тамани! То дуют пронизывающие ветры, то сыплется снег, то льют обложные дожди. Аэродром совсем размыло. Он превратился в корыто, наполненное черным тестом. К самолетам еле пробиваешься. Грязь настолько клейка и прилипчива, что через шаг-два сапоги становятся настоящими пудовиками. Ноги вечно мокрые. Машинам, как и людям, тоже нелегко. Они барахтаются в грязи. Тяжелые комья высоко прыгают из-под колес взлетающего самолета. Механики с ног валятся от усталости, сопровождая машины на старт или с посадочной. Вооруженцы тащат волоком бомбы от полуторки, безнадежно буксующей в грязи. Холодно. Низкие, похожие на китов тучи бесконечной чередой тянутся по серому небу. Стелется густой промозглый туман. Полеты то и дело откладываются, но мы на аэродроме в боевой готовности. Часто часами торчим у командного пункта. Все разговоры идут вокруг десантников. Среди них у нас появилось немало знакомых. Весь октябрь в Пересыпи стояла часть морской пехоты. Днем и ночью сколачивали плоты, конопатили старые лодки. И все светлое время суток обучались быстро грузить пулеметы на плоты, отплывать от берега. В одежде и с оружием они бросались в студеную воду и с криком «ура!» штурмовали берег. Пока еще наш берег, а не крымский… Когда глядели на них, мурашки по спине пробегали: пока попадут в Крым, сколько тут ледяной воды нахлебаются. А пехотинцам хоть бы что. Казалось, ни стужа, ни ледяная вода, ни злой ветер – ничто не брало их. Вечерами они сушились, обогревались у костров и пели:
Не остановит никакая сила
Девятый вал десантного броска.
Пусть бескозырку за борт ветром сдуло,
Земля родная Крымская близка!
Крымская земля была пока только для нас близка. За час успевали обернуться туда и обратно. А этим парням предстоит долгая переправа через Керченский пролив. Непростое это дело – пересечь пролив, чтобы захватить плацдарм на побережье. Часто дули сильные ветры, и тогда разъяренный вихрь срывал с каменистой земли колючий песок и швырял его в воспаленные лица десантников. Шли проливные дожди, и раскинутые на высоком берегу палатки плохо защищали пехотинцев. Вздыбленные волны обрушивались на берег с оглушительным ревом, и густая водяная пыль садилась на палатки. Ночи стояли безлунные. С моря плыли и плыли черно-фиолетовые тучи. Когда наши полеты задерживались из-за непогоды, мы приглашали десантников обсушиться, погреться в нашем теплом доме. Иногда пели:
Эх, как бы дожить бы
До свадьбы-женитьбы
И обнять любимую свою!..
– Да что там до женитьбы, – вздохнул как-то немолодой лейтенант, которого мы называли Андреич. – Мне бы вот хоть до Нового года… И чтоб елка была. Смолистая, пахучая.
– Чего захотел… Елка-а… «Баня» будет жаркая – это точно! – отозвался его командир, молодой капитан. – В боях будем. Эх, ребята, а дожить хочется и до женитьбы. Тебе что, Андреич, ты женат.
– И женат, и детей двое. Но понимаете… втемяшилось в голову: встречу Новый год – живым с войны вернусь. – Он тяжело вздохнул и задумался.
– Приезжайте на Новый год к нам, – весело предложила Аня Бондарева. – Правдашнюю елку не обещаю, но символическая будет.
– А что? – повеселел Андреич. – Захватим плацдарм у Керчи, а то и город возьмем и попросимся к вам в гости. Заслужим. А? И вам передышку дадут.
Тут все вдруг заговорили разом:
– Елку добудем.
– Хорошо бы движок.
– Достанем и электричество!
Взвилась ракета: на аэродром вызывали, хотя видимость была так… на троечку с минусом. Опять не работа, а тоска зеленая. Знаете, что это такое? А вот что. Сидишь в кабине самолета, полностью снаряженного к полету, и ждешь команды на взлет, которая, может, поступит, а может, и нет, потому что капризная погодка опять чего-нибудь подсунула. Невыносимо медленно тянется время, ни звука – только хлещет по натянутому над кабиной чехлу шальной дождь, если весна, или стучит снежная крупка, если зима. Сидишь и ждешь милости от неба, а оно скупо подарит час или четыре мало-мальского прояснения, и снова все затянется тучами, да еще с туманом. И вместо девяти-десяти вылетов хорошо, если четыре-пять сделаешь, а то ради одного полета всю ночь проторчишь у машины.
Каждый знает, как нелегко выполнить задание. Но пожалуй, мало кому известно, как нелегко ждать вылет.
Иногда час, иногда много часов подряд. Со стороны все выглядит просто: люди дремлют, пишут письма, читают, играют в шахматы, шутят, разыгрывают кого-то… Это внешне. А внутри постоянное напряжение, цепкое, упорное, не исчезающее даже во сне. И только одно слово команды – человек устремляется в небо.
Утром, когда мы возвращались в поселок, моряки уже были на ногах, проводили свои учения.
– Вот это парни! – откровенно восхищалась Бондарева. – Что ни говорите, а замуж я только за такого пойду.
– За какого «такого»?
– За моряка.
– А-а… Теперь ясно, отчего ты так часто торчишь около них, – дразнилась я. – Жениха подыскиваешь.
Аня фыркнула:
– Глупости! Я думаю, чем помочь им можно.
– Надумала? – ехидничали девчонки. – Может, наступление отменишь или вообще – войну?..
Моряки ушли ночью, когда мы были на полетах. А на следующую ночь нам поставили задачу их поддерживать. Один за другим высаживались два десанта. Сначала – в Эльтиген, южнее Керчи, и им было труднее. Этот десант форсировал пролив в самом широком месте, где ширина составляла 35 километров.
Я смотрела с высоты полета на силуэты горящих кораблей, и мне хотелось думать, что это горят немецкие. Весь пролив был высвечен трассами пуль, разрывами снарядов, светящимися авиабомбами.
Наш маломощный По-2 плелся еле-еле. А так хотелось поскорее долететь до крымского берега и хотя бы одно немецкое орудие вывести из строя.
Поступали сведения, что морская пехота продвигается вперед, расширяя захваченный ею плацдарм в Крыму. Вся авиация нацелена туда. Но не прошло и двоих суток, как погода резко изменилась. Подула знаменитая своим подлым нравом бора. Уж если она расходится, то не на сутки вспучит воду и даже не на неделю. Подняла такой шторм, что море не просто взревело, оно перевернулось с воем вверх тормашками. Бора с ног валит, крыши сносит, вагоны с рельсов сшибает. Ну а что говорить о баркасах, сейнерах и прочей мелкой посудине, на которой высаживался десант?! Бора топила их!
А немцы в то время подтягивали вплотную к Керчи авиацию и пустили на эльтигенцев танки. Танки стали прижимать десантников к берегу, а отбиваться нечем, снабжение боеприпасами и продовольствием прекратилось. Тысячи моряков и пехотинцев, зажатых между двумя неспокойными озерами, оказались в отчаянном положении. Сутками напролет сыпались на них снаряды, мины, бомбы. Атаковывали танки. Клочок прибрежной земли стал огненным. А бора лютовала, не прекращалась, словно заключила с врагом подлую сделку. Летать было просто невозможно.
