Федор Кудрявцев - Повесть о моей жизни
— Ну так тащи же мне кружечку поскорее, — заключил он свою речь и потер руки от нетерпения утолить жажду.
Речь гостя я понял так, что на улице тепло, он вспотел и от холодного пива может простудиться. Сделав такой вывод, я специальной грелкой сделал пиво в кружке теплым и поставил его перед гостем. Он, отхлебнув глоток, резко поставил кружку, выпучил на меня глаза и сделал кулаком такое движение, как будто хотел ткнуть меня в бок.
— Вы что мне подали? — спросил он ледяным голосом.
— Пиво, господин, — ответил я, чуя недоброе.
— Я вам целый час толковал, что не выношу теплого пива, и просил принести самого холодного.
— Я вам принесу другого, господин, — сказал я и быстро заменил пиво, опустив в новую кружку кусочек льда.
— Вот хорошо, — крякнул гость, выпив за один дух полкружки и сразу подобрев.
— Ну так зачем же вы принесли мне теплое пиво? — спросил он меня.
— Я вас плохо понял, господин.
— Почему? Я ведь вам ясным немецким языком сказал, что не пью теплого.
— Но я еще слаб в немецком, — ответил я.
— Разве вы не немец? — вскинул он на меня глаза.
— Я русский.
— А, русский, славянин! А вы знаете, что все славяне плохие, лживые люди? — удивил меня гость своим странным заявлением. Я не хотел ему спустить.
— Это неправда, — решительно возразил я. — Среди русских есть отдельные нехорошие люди, но разве среди вас, немцев, плохих людей мало?
— Я не немец, — сердито буркнул гость, обидясь, что я принял его за немца. — Я швед, шведский профессор, — пояснил он.
— А шведы все-все хорошие люди и среди них нет негодяев, как и среди любого народа?
Я разговорился. Откуда только брались у меня немецкие слова. Моя речь была горячей.
— Гм… гм… — кивал головой швед. — Конечно, да, вы правы, негодяи есть везде, в том числе и в Швеции, — сдался гость. Он ушел с явной симпатией ко мне.
Это была моя первая победа в международной дискуссии, в которой я защищал честное русское имя и доброе племя славян.
Один раз я спросил только что заказавшего обед ничем не примечательного гостя средних лет, что ему подать пить.
— Вакат, — невнятно буркнул гость. Напитков с таким названием в нашем ассортименте не было.
— Извините, что вы сказали? — спросил я.
— Вакат! — как-то каркнул гость.
— Не понимаю, — сознался я, беспомощно оглянувшись, чтоб позвать Франца Лерла на выручку.
— Вакат! Вакат! — застучал гость по столу кулаками. К нему подошел хозяин и спросил, в чем дело.
— Прошу у этого парня подать мне вайнкарт (карточку вин. — Ф. К.), а он не понимает. Что с ним такое? — пожаловался гость.
— Это русский, он совсем недавно приехал в Карлсбад и еще слабо знает немецкий, но он научится, — заверил гостя герр Лешнер.
— Русский? И вы держите русского? Ну, тогда я в ваш ресторан больше не ходок.
Съев свой обед, сердитый гость ушел, и больше я его в нашем ресторане не видел. О своем обещании этот русофоб сказал хозяину, хозяин сказал Францу Лерлу, а Лерл сказал мне.
— Ну и что же, хозяин не собирается меня уволить? — спросил я встревоженно.
— Только вместе со мной, — ответил Франц. — Пусть этот глюпи шорт больше к нам не ходит, зато к нам будет ходить много русских, пока мы здесь, — заключил он.
И действительно, среди посетителей нашего ресторана в скором времени появилось немало русских, о некоторых встречах с которыми я и хочу рассказать.
Как-то днем, когда посетителей в ресторане не было, я стоял на веранде и смотрел на прохожих. Я увидел поднимающуюся по улице группу. Это были пожилой мужчина в шляпе, пожилая женщина и мальчик лет двенадцати в гимназической форме. Увидя наш плакат на заборчике веранды, мальчик вскричал:
— Смотрите-ка, смотрите, по-русски написано!
Все остановились и прочитали плакат.
— Гм… Какой-нибудь колбасник выучил пяток русских слов и вот вам — говорят по-русски! — съязвил мужчина.
Меня задело презрительное отношение к составленному мною плакатику, и я сказал:
— А вот и не колбасник, и не пяток слов, а здесь по-настоящему говорят по-русски.
От неожиданности все уставились на меня. Потом мужчина недоверчиво спросил:
— Это вы что-то сейчас сказали?
— Да, я.
— Но вы хорошо говорите по-русски.
— Как видите.
— Но где вы научились так чисто говорить?
— Там же, где и вы.
— Но мы русские, из России.
— И я тоже. Из Петербурга, а родом ярославец.
Соотечественники долго и приятно удивлялись такой встрече со мной. Но на мое приглашение посетить наш ресторан они ответили, что устроились в недорогом пансионе с питанием и в ресторане не имеют нужды. С тем и расстались.
Другая встреча. Тоже не в часы пик. Какой-то господин, сев на веранде за столик, спросил по-немецки пива. Когда я принес ему кружку, он читал какое-то письмо. Я заметил, что письмо на русском языке. Когда гость опорожнил кружку, я спокойно спросил по-русски, не подать ли ему еще пива.
Гость был приятно удивлен, что перед ним соотечественник, велел подать еще пива и долго беседовал со мной. Расспрашивал, нравится ли мне в Карлсбаде, рассказывал о его достопримечательностях, высказал предположение, что я влюблюсь в какую-нибудь хорошенькую чешку и женюсь на ней.
Но я ответил, что это мне не грозит, так как перед отъездом сюда успел влюбиться в русскую девушку, свою землячку-ярославочку.
На террасу ресторана вошли и заняли столик пожилые господин и дама. У подошедшего официанта они спросили, можно ли видеть русского мальчика. Я подошел, и они заговорили со мной по-русски. Сначала они высказали предположение, что я латыш или эстонец из Прибалтики, но, услышав, что я из Петербурга и зовут меня Федором, да еще Кудрявцевым, старички пришли в тихий восторг.
— Русский, русский, из Петербурга, — повторяла умиленно старушка, поглядывая на меня. Подав старичкам «пфиф вайн», я занялся другими гостями.
Пообедав, старички стали рассчитываться. Подсчитав, сколько с них приходится за поданные блюда, старший официант, или, как он обычно назывался, цалькельнер, то есть кельнер-кассир (это был Франц Лерл), спросил:
— А сколько вы скушали хлеба?
— Чего? — не поняли старички.
— Сколько ломтиков хлеба вы съели за обедом? — повторил вопрос Франц.
— А мы не считали, разве это нужно помнить?
— Да, — вздохнул Франц, — в Австрии такой порядок — хлеб считают отдельно.
— Странно, очень странно, этак вы подадите нам чай и за сахар спросите отдельную плату, — возмущался господин. Потом, успокоившись, он рассчитался, заказал пару бутылок какого-то вина и попросил прислать к ним это вино на дом с тем условием, чтобы заказанное принес им в свободное от работы время русский мальчик.