Георгий Ушаков - По нехоженой земле
Большое количество разнообразных птиц, питающихся планктоном и рыбой, дополняет летнюю картину изобилия жизни в Арктике. Вот почему новичок, попадающий сюда в летние месяцы, поражается богатству органической жизни и отбрасывает прочь ранее сложившееся у него представление об Арктике как о мертвой стране, а человек, видевший тропические моря, делает сравнение отнюдь не в пользу последних и воочию убеждается в правильности утверждения биологов о том, что по сумме живого вещества полярные воды значительно богаче тропических.
Естественно, что не вся Арктика одинаково полна жизнью. Как всюду, здесь имеются районы более бедные. Различие географических широт, морских течений, проникновения теплых вод, глубин моря, горных пород и рельефа берегов, продолжительность покрытия льдами морских пространств — все это создает особые условия как в растительной, так и в животной жизни отдельных морей, островов и земель Арктики и иногда очень резкую разницу в богатстве промысловыми животными. Наиболее благоприятно для промысла Баренцево море, являющееся в то же время и самым доступным из всех арктических морей. Основной добычей здесь является рыба (треска, пикша, сельдь, палтус и др.) и гренландский тюлень. Другие моря советского сектора Арктики — Карское, Лаптевых, Восточно-Сибирское и Чукотское — беднее промысловой рыбой, так как придонная фауна, являющаяся пищей для этих рыб, здесь развита слабо. Зато здесь наблюдаются почти еще нетронутые скопления промыслового зверя — нерпы, морского зайца, белухи, моржа, белого медведя и песца, а в некоторых районах побережья и дикого оленя.
Считалось, что количество органической жизни в Арктике убывает по мере продвижения от южной кромки полярных льдов к Центральному полярному бассейну. Фритьоф Нансен, например, несмотря на то что сам видел следы белого медведя на 84° широты, а с дрейфовавшего во льдах «Фрама» участники экспедиции наблюдали китов и в первое и во второе лето, все же писал:
«Арктический бассейн, покрытый в своей внутренней части почти сплошным покровом толстых льдов, исключительно беден растительными и животными организмами. Солнечный свет поглощается льдом, и лучи, необходимые для растительных организмов, почти не проникают через ледяные поля в подстилающие последние холодные воды. Поэтому растительные организмы развиваются здесь во время короткого лета очень плохо, главным образом в полыньях, между ледяными полями. А без растительных организмов не могут существовать животные организмы. Эту внутреннюю, постоянно покрытую льдом часть арктического бассейна можно считать пустыней в океане, и ни животные, ни человек не могут найти здесь достаточно пищи. Во время нашей экспедиции на «Фраме» мы находили много видов животных, в особенности мелких рачков, но фауна была настолько бедна по количеству организмов, что наши планктонные сети могли висеть целыми днями за бортом, и хотя нас дрейфовало с порядочной скоростью, улов оказывался весьма малым, когда мы поднимали эти сети на палубу».
Резким контрастом по сравнению с наблюдениями Нансена выглядят наблюдения в центральном районе полярного бассейна, сделанные советскими полярниками. Седовцы в 1938 году в своем дрейфе летом почти ежедневно видели тюленей и очень часто нарвалов. Из птиц наблюдались чайки и даже кулик. В последующее лето к «Седову» не раз подходили белые медведи, поблизости появлялись птицы. Тюленей не замечали, вероятно, лишь потому, что в районе видимости с корабля не было открытой воды.
Еще любопытнее оказались наблюдения, сделанные во время дрейфа станций «Северный полюс» в Центральном полярном бассейне. У самого полюса участники экспедиций наблюдали птиц; на 88-й параллели, около дрейфующих станций, видели морского зайца и медведицу с медвежатами. Но самым интересным для познания органической жизни Центральной Арктики было открытие, сделанное П. П. Ширшовым. В высоких широтах он нашел бурное развитие микроскопических водорослей и цветение фитопланктона в течение всего августа. Это подсказывает мысль о возможности развития здесь и зоопланктона и существования более высоких форм животного мира, а следовательно, и необходимость значительных поправок к заключению Нансена о полной безжизненности центральной части арктического бассейна, являющейся, по его словам, «пустыней в океане». Поэтому теперь даже центральную часть Арктики уже нельзя считать ледяной пустыней, хотя жизнь там и не может не быть значительно обедненной, а о безжизненности полярных морей, занимающих континентальную отмель, может говорить только полный невежда.
Все сказанное о богатстве Арктики органической жизнью вообще и промысловым зверем в частности далеко не означает, что Арктика представляет собой нечто вроде холодильника, заполненного готовым мясом, хотя и мяса и холода здесь более чем достаточно. Тяжело расплачивается тот, кто решил, что он в любой момент сможет получить из богатой кладовой Арктики нужное ему количество продовольствия.
С наступлением зимы льды сковывают моря Арктики. Пелена полярной ночи накрывает страну. Крепнут морозы. Бушуют метели. Все живое, словно подсолнечник, тянется за солнцем. Птицы еще до наступления морозов уносятся на юг. Туда же, вслед за отодвигающейся кромкой льдов, уходит гренландский тюлень, из некоторых районов откочевывает и морской заяц. Из Чукотского моря вместе со льдами, прорывающимися к югу через Берингов пролив, уходит морж. Тысячными стадами держится поближе к разбитой кромке льдов и белуха.
Жизнь прячется и замирает. Во многих районах полярных морей из морского зверя остается только нерпа. Но и она становится невидимой для человека: живет под льдом, а для дыхания пользуется отдушинами, или, как здесь говорят, лунками или продухами. Проделав лунки еще с осени в молодом льду, зверь тщательно поддерживает их всю зиму. Снег скоро покрывает лунки сугробами. Здесь под снегом нерпа дышит, отдыхает и приносит потомство. Выходит она на поверхность льдов и вновь становится видимой для охотника только поздней весной, когда начинает пригревать полярное солнце. На суше зимой остаются лемминг и песец. Лемминг строит ходы под снегом и там разыскивает себе пищу — стебельки и корешки полярных растений. Невидимый в темноте полярной ночи белый песец охотится за невидимым под снегом леммингом. Самцы медведи бродят среди льдов в поисках скрытых под снегом нерпичьих лунок или подкарауливают нерп около полыней и разводьев. По одному, по два песцы сопровождают владыку Арктики, чтобы попользоваться тушками нерп, так как сам медведь обычно съедает одно сало. Медведицы в начале зимы ложатся в снежные берлоги и выходят из них вместе с юным потомством начиная с половины марта.
