Ион Деген - Война никогда не кончается (сборник)
– Мишка, зачем ты это сделал? – спросил я его в тот же день. – Ведь мы с тобой до этого не очень воевали с пропеллерами.
– Ты виноват. – Я? – Помнишь, тогда, когда застрял наш «Стюарт».
Очень обидело меня пренебрежительное отношение твоего воентехника. Человек он, конечно, забавный, не лишенный чувства юмора. Но в бою вы ведь наш экипаж не видели. Мне захотелось показать тебе, что и мы кое-что умеем.
Хотя это объяснение, казалось бы, не имеет ничего общего с геном агрессивности, я все же не могу отказаться от своей гипотезы. Тем более что вечером этого дня и в следующий вечер мы с Мишкой очень усердно очищали улицы Чирчика от летчиков. Поэтому пусть ученые даже не пытаются меня переубедить.
1963 г.
Счастливое время
В роте из ста двадцати пяти курсантов не более пяти– семи призваны из гражданки. Остальные – фронтовики. Одиннадцатая рота Первого Харьковского танкового училища средних танков имени товарища Сталина в январе 1943 года стала первым набором фронтовиков. Все – с Северо-Кавказского фронта. Подавляющее большинство – танкисты. Это вовсе не значит, что все они воевали. Например, старшиной роты назначили старшину Кирюшу Градиленко, который на фронте ведал складом горюче-смазочных материалов. Зато у бывшего стреляющего Мишки Стребкова на гимнастерке сверкала медаль «За отвагу». В 1941 и 1942 годах награды были редкостью. А у Мити кроме медали «За отвагу» был еще орден Красной Звезды. Шутка ли! Как и всех курсантов, Митю на построении окликали по фамилии. Но между собой его мы почему-то называли только по имени, да еще в уменьшительном варианте. Митя значит Митя. Не буду задним числом подправлять события.
Митя воевал механиком-водителем на «тридцатьчетверке», а потом на американском М-ЗЛ. Вытянуть из Мити подробности о боях и вообще о войне было так же трудно, как перетягивать гусеницу «тридцатьчетверки». Вообще он был не очень разговорчивым. А о боях! Единственное, что могли узнать у него еще не воевавшие курсанты других рот, что после «тридцатьчетверки» М-3Л можно было считать комфортабельным говном. Причем это определение было самым приближенным к нормативной лексике словом в тираде, которую при всех нынешних вольностях написать не решился бы даже отчаянно прогрессивный модернист. А слово «комфортабельным» было вообще настолько необычным в репертуаре курсантов нашей роты, что вызывало почтение к интеллигентности и учености произнесшего это слово.
Митя был замечательным товарищем. Кроме всего прочего, я должен быть благодарен ему за предотвращение глупости, которую мог совершить и сорвать этим выполнение приказа. Глупость эта, как и все прочие, имела объяснение. Дело в том, что мои сексуальные познания застыли на вроде бы вполне информативных сведениях, почерпнутых в первом или во втором классе школы. А мне уже шел восемнадцатый год, и в роте я почитался ветераном. Никак два ранения. Об этой глупости все же придется поведать, так как она имеет непосредственное отношение к теме рассказа, вознесенной в оглавление.
А еще следует заметить, что Митя был невероятным матерщинником. Нет, конечно, если сравнить количество произнесенных им матерных слов в течение недели с количеством моих или любого другого курсанта, то можно сказать, что он был самым воспитанным человеком. Но ведь все относительно. Процент матюгов в его речи был не меньше восьмидесяти. При чем же тут абсолютное количество?
У меня не было представления о довоенной Митиной биографии. Я уже не помню причины. То ли стеснялся расспросить, Митя ведь был на пять лет старше меня, то ли спросил, а он не пожелал ответить на мой вопрос.
Несмотря на мат, не могло быть сомнений в том, что Митя интеллигент. Разумеется, это заключение не связано с тем, что он произнес слово «комфортабельный». Митя играл на балалайке. Но как! Не «Ой вы сени, мои сени» и не «Во саду ли в огороде». В его репертуаре была самая знаменитая мелодия Паганини и даже Вторая венгерская рапсодия Листа. На балалайке! Вы представляете?! Играл он только для себя и для очень немногих избранных. Его уговаривали выступить в самодеятельности. Даже приказывали. Но это был единственный случай, когда до случая, о котором этот рассказ, он воспользовался положением и правами орденоносца. Отказался. Несколько раз слушали его игру музыканты духового оркестра училища. Цокали языками. Безусловно, Митя был виртуозом. И курсантом он был успешным. Училищную науку усваивал быстрее и легче многих в нашем взводе.
Так вот о случае, когда Митя предотвратил мою глупость.
Тактику преподавал нам полковник Кузьмичев. Славный был дядька. Старенький. Лет сорока пяти– пятидесяти. Нашу роту он любил.
В ту ночь мы отрабатывали тему танковый взвод в разведке. Танковый взвод – это три танка. Но был только один танк БТ-7, а роль двух танков исполнял грузовик ГАЗ-АА. Полковник Кузьмичев назначил меня командиром «бетушки», Митю – механиком-водителем, а Мишку – башнером. Собственно говоря, это был наш постоянный экипаж во время всех занятий и тренировок. Шинелей у нас не было. Они вообще не очень были нужны. Все-таки август, да еще в Узбекистане, куда из Харькова эвакуировали училище. Но раз положено, значит, положено. И вместо скаток шинелей скатками служили байковые одеяла.
Полковник Кузьмичев выдал задание «бетушке» выйти в головной дозор, по возможности скрытно подойти к арыку, разведать обстановку, ну и дальше уже по обстановке. Нашему экипажу полковник не должен был разъяснять, что значит действовать по обстановке. За арыком была огромная колхозная бахча. Запах спелых дынь легкий ветерок доносил даже сюда, километра за два от бахчи.
Ночь светлая. Каждый листик, каждую травинку разглядеть можно. Луна, как огромная осветительная ракета, неподвижно повисшая точно на юге по курсу нашего движения. Даже не будь приказа о скрытности, фары нет надобности включать. «Бетушка», можно сказать, беззвучно чапала на первой передаче. Митя был классным водителем. Танк остановился за старой чинарой почти у самого арыка шириной примерно метра в три. Мы выбрались из машины. Тут я чуть не вырвал.
За арыком перед высоким глиняным дувалом мужчина со спущенными штанами согнулся под прямым углом. Сзади вплотную к нему тоже со спущенными штанами прижался второй невысокого роста и с маятниковой периодичностью совершал колебательные движения. А третий, высокий и худой, размахивал руками и что-то кричал. Что именно? Не знаю. Я ведь не владел узбекским языком.
Моего сексуального опыта, приобретенного в начальной школе, было достаточно, чтобы догадаться, что происходит. Но ведь подобное происходит между мужчиной и женщиной! И кажется, не в такой позе. Эта необычность почему-то послужила причиной рвотного рефлекса.
