Юрий Владимиров - В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945
Пока шла перебранка, дверь вагона открылась, и два конвоира приказали всем выйти, проветрить и убрать вагон перед завтраком. При этом конвоиры разрешили нам оправиться, но только на виду у них, чтобы никто не мог убежать. Дали также возможность умыться водой из канавы рядом с железнодорожной колеей. Аналогичная процедура совершалась каждые утро и вечер, пока эшелон находился в пути. Мы успели также вымыть в канаве «посуду», использованную накануне для туалета, а потом набрали воды с собой. Пока мы находились вне вагона, двое пленных, отобранных конвоирами, успели подмести пол вениками из веток деревьев.
Вскоре после того, как нас снова загнали в вагон, поезд медленно тронулся. Давно уже наступило время для завтрака. Кое-кто еще имел в мешке запас продуктов, в том числе оба моих соседа: левый, не спеша, съел лепешку с кусочком сала, а правый стал грызть семечки, аккуратно складывая лузгу в кружку. А я в это время смотрел на них и «пускал слюнки». Несколько человек ограничились тем, что свернули цигарки.
Минут через двадцать поезд остановился на станции, чтобы набрать угля и воды для паровозного котла. Все надеялись, что здесь нам дадут хотя бы попить, но этого не случилось. Поезд отошел и продолжал медленно и с частыми и долгими остановками двигаться на северо-запад. Почти все «пассажиры» вагона лежали и, чтобы скоротать время, вели разговоры на разные темы. Меня заинтересовал рассказ одного пожилого пленного, назвавшего себя донским казаком. До пребывания в днепропетровской тюрьме он находился в большом лагере где-то западнее Кривого Рога. Он рассказал, что там немцы собрали тысячи военнопленных и очень долго их не кормили, так что они съели почти всю траву. А группа бывших уголовников якобы занялась людоедством. Они ночью подходили к спящему в окопчике, убивали его и вырезали у покойного куски мяса с ягодиц. После этого тело убитого сбрасывали в яму, служившую уборной. Утром убийцы варили мясо, используя заранее припасенные дровишки. Часть человечины в охлажденном виде они продавали на советские деньги или обменивали на махорку, хлеб или что-то другое. Вскоре убийц разоблачили, и немцы устроили им самосуд: поставили в центре лагеря виселицу, собрали возле нее всех пленных и подвели к ней преступников, на шее которых висели дощечки с надписью «Мы людоеды». Несколько суток их не снимали с виселицы.
Подобного рода разговоры я слышал за время пути много раз. Между тем от голода и жажды мы стали приходить в отчаяние. И тогда во время остановки трое молодых пленных умудрились притащить в карманах шинелей несколько сухих поленьев. Как только конвоиры закрыли двери вагона, те ребята попросили своих соседей освободить на полу место, чтобы соорудить там приспособление для приготовления пищи на костре. Они быстро вынули из мешка клубни картофеля и стали мыть их в котелке с водой. Однако на эту инициативу сильно разозлился старший по вагону, заявивший, что «никому не даст устроить пожар в вагоне, за что всех нас конвоиры перестреляют».
Вечером у моего левого соседа и у донского казака обнаружилось сильное расстройство желудка. Я сказал конвоиру о болезни этих товарищей и попросил оказать им помощь. Но конвоир ответил, что врача в эшелоне нет. Через некоторое время поезд остановился на станции Шепетовка. Я сразу вспомнил, что это родной город Николая Островского, написавшего знаменитые романы «Как закалялась сталь» и «Рожденные бурей», которыми зачитывалась советская молодежь. Наш вагон оказался почти у высокой платформы, где работали грузчики, а рядом с десяток человек копали большой ров. Это были пленные, которых охраняли немецкие солдаты. Один из часовых заслонил спиной окошечко нашего вагона, и я крикнул ему по-немецки: «Пожалуйста, не загораживайте наше окно!» Услышав эти слова, часовой быстро обернулся, и мы разговорились. Разговор кончился тем, что я выпросил у немца две сигареты.
Мой поступок вызвал у всех обитателей вагона большой интерес. Все вдруг «зауважали» меня за то, что я «кумекаю» и «шпрехаю» по-немецки. Мой сосед справа, почти постоянно грызший семечки, попросил у меня подержать сигарету. Я отдал ему эту сигарету насовсем. Мы оба закурили, но часть сигарет отдали владельцу самодельной зажигалки и тяжело заболевшему донскому казаку. Затем сосед предложил мне пользоваться, когда захочу, жареными семечками из его мешка. За день я съедал горсти три семечек и, без сомнения, только благодаря им выжил в оставшуюся неделю пути. В свою очередь я решил как можно скорее сделать что-то важное для этого соседа. Но что именно? Надо было ждать подходящего случая.
В послеобеденное время поезд остановился ненадолго на очередной большой станции (вероятно, Ровно). Здесь тоже наш вагон встал вплотную к краю высокой платформы, на которой, как и в Шепетовке, работали под охраной немецких часовых военнопленные. На этот раз они, образовав «конвейер», грузили на машину кочаны капусты, наваленной на платформе. Я попросил у часового разрешения взять в наш вагон несколько кочанов. Этот немец явно скучал на своем посту и потому с радостью поддержал со мной разговор. Но поскольку кочаны не проходили через решетку вагонного окошка, мы догадались разрезать каждый кочан на несколько частей. Часовой для этого вынул из винтовки плоский штык и отдал его одному из грузчиков, хотя делать это ему было строго запрещено. Кроме того, он угостил меня сигаретой.
Старший нашего вагона захватил большую долю «добычи». Остальное досталось другим товарищам, которые делили каждую часть кочана на листы и едва не подрались за них – ведь всем очень хотелось есть. Соседу капуста оказалась в «охоту», и он повторил, чтобы я брал у него семечки в любое время.
Скоро все понемногу успокоились. Я решил подойти к окошечку и стал осторожно пробираться к нему. И тут один из лежащих попросил меня сесть с ним рядом. Я сел. Он и его сосед тихо спросили, нет ли у меня желания сбежать с поезда, пока мы едем по своей земле. Нужно вырезать в полу несколько досок, а ночью вылезти сквозь дыру и залечь между рельсами, пропустив над собой весь состав. Кстати, о таком способе побега (якобы окончившемся благополучно), но из последнего вагона, я позже слышал несколько раз.
Я решительно отказался от этого предложения. Во-первых, нам не дадут бежать, беспокоясь за свою дальнейшую судьбу, большинство наших же людей; во-вторых, нет инструмента, чтобы снять доски. И к тому же какая-нибудь деталь вагона может задеть беглеца. Кроме того, я очень слаб физически. Забегая вперед, скажу, что через три дня эти пленные, будучи уже на территории Польши, когда конвоиры вели нас из вагона, попытались бежать по открытому полю в сторону леса. Но русские конвоиры их не пощадили и хладнокровно расстреляли из винтовок.
