И. Петровский (ред.) - Почему Гитлер проиграл войну? Немецкий взгляд
Если же «измена» вообще повлияла на масштаб германского краха 1945 года, то это была измена самого же Гитлера. 1 сентября 1939 года он провозгласил в рейхстаге: «[…] Совершенно неважно, будем ли живы мы, но необходимо, чтобы жил народ, жила Германия». Почти шесть лет спустя, после того как он увидел, что эту войну Германии не выиграть, тот же самый человек приказал разрушить в рейхе все транспортные пути, сооружения связи, промышленности и снабжения, уничтожить все реальные ценности, ибо нечего обращать внимание на те жизненные основы, которые нужны народу для продолжения его примитивного существования.
Что же касается ходивших в конце войны слухов о многочисленных видах «секретного оружия», при помощи которого национал-социалисты надеялись в самую последнюю минуту добиться поворота в ходе войны и которое должно было послужить самым крайним средством борьбы, то сегодня мы знаем, что это такое. Вне всякого сомнения, можно поражаться тому, какие новые виды оружия и различных устройств сконструировали германские техники и инженеры за годы войны, будь то для ведения войны на море (шноркель, подводные лодки типа «Вальтер», «Цаун-кёниг» и т. п.), в воздухе (реактивные самолеты, снаряды и ракеты «фау») или на суше (например, «угловая винтовка», крылатые «панцерфаусты»). Но столь же не соответствует истине, сколь и опасно утверждение, которым один публицист заканчивает свое исследование о германском оружии вообще и секретном оружии в частности во Второй мировой войне: будто промедление «всего на несколько недель, на считаные дни» в его изготовлении спасло союзников и приблизило их к осуществлению своих военных целей. Но ведь всего этого оружия, вместе взятого, было далеко не достаточно для достижения решающего поворота в ходе войны, то есть по своей боеспособности и ударной силе оно не могло заменить сотню и даже больше полностью вооруженных и оснащенных подвижных дивизий.
Работы по созданию овеянного сагами германского атомного оружия тоже еще отнюдь не «близились» к своему завершению. Правда, германские ученые, в том числе Ган, фон Вайцзеккер и Гейзенберг, как сегодня установлено, работали над созданием атомного реактора (а не бомбы). Но в 1942 году на совещании с участием Геринга они были вынуждены признать, что никаких видов на создание такого оружия в течение ближайших двух лет («а к тому времени война так и так закончится») в нынешних условиях уже нет. Основные попытки были поэтому прекращены, чтобы не расходовать ради ненадежного эксперимента силы многочисленных инженеров и техников, а также сырье и производственные мощности. Когда же оказалась разбомбленной норвежская гидроэлектростанция, производившая необходимую для расщепления атома тяжелую воду, пришлось отказаться и от проводившихся в ограниченном объеме экспериментов. А сопровождавшееся с лета 1944 года большой пропагандистской шумихой применение оружия «фау» далеко не оправдало ожиданий, так как (не говоря о технических недостатках), несмотря на отдельные успехи, оно не смогло серьезно парализовать боевой дух британской столицы.
* * *
Если окинуть мысленным взором многочисленные факторы, являвшиеся определяющими для германской катастрофы 1945 года, становится отчетливо видно, что решающее значение имел не какой-либо один из них, а все они, вместе взятые.
И все-таки следует выделить еще не упомянутое звено в этой цепи. Для этого надо рассмотреть ведение войны Германией в свете теории Клаузевица[8]. Утверждая, что война есть продолжение политики другими средствами, он имел в виду, что любой военный конфликт надлежит рассматривать «прежде всего с точки зрения его вероятного характера» и его «главных очертаний», которые вытекают «из политических величин и условий». Задача состоит в том, чтобы постоянно сохранять общее представление об этих условиях; все органы должны действовать, «хорошо обдумав», чтобы «в конце не проиграть тот процесс», который был выигран вначале, и затем не оказаться «приговоренными платить издержки». Война, по Клаузевицу, инструмент политики, и ее не начинают или «ее, действуя разумно, не следует начинать», не сказав себе, «чего же хочешь достигнуть с ее помощью и в ее ходе». Это принуждает к выработке всестороннего плана войны, в котором, с одной стороны, определяется ее предназначение, то есть политическое намерение (чего следует и чего можно добиться с ее помощью), а с другой — тщательно анализируются средства (вооруженные силы, экономика и т. д.), чтобы в результате указанный план давал ответ на вопрос о военной цели. «Значит, — говорится далее у Клаузевица, — чтобы определить меру средств, которые мы пускаем в ход для войны, мы должны обдумать политическое предназначение ее как с нашей стороны, так и со стороны врага; мы должны рассмотреть силы и условия вражеского государства и нашего собственного, должны учесть характер его правительства, его народа и способности того и другого — причем все это применительно к нашей стороне, а также принять во внимание политические связи других государств и те последствия, которые вызовет война во всем этом».
Несомненно, одной из величайших ошибок Гитлера, если подойти к его образу действий с моральной стороны, было то, что он, проводя «политику риска», несшую в себе в качестве ее последствия войну, не продумывал планомерно и рационально политические, экономические, психологические и военные формы проявления и возможности этой политики, а также не учитывал их в достаточной мере. Когда в 1939 году была начата война, Германия не имела никакого плана войны, никакой стратегической обобщающей концепции, в которой бы были сведены воедино в правильном соотношении предназначение, средства и цель данной войны. Вместо этого постоянно ad hoc[9] вырабатывались частичные планы с тем результатом, что Гитлер все более дерзко преследовал неограниченные цели с явно ограниченными средствами.
В другом месте своего труда Клаузевиц говорил о том, что война «никогда не должна быть отделена от политического общения», ибо иначе до некоторой степени оказываются «разорванными все нити существующих условий» и возникает «бессмысленная и бесцельная вещь». И в самом деле: сколь ни блестящи были германские военные успехи в первой половине войны, в конечном счете они оказались обесцененными, поскольку не были использованы политически. С 1941 года Гитлер уединился в своей ставке, чтобы целиком и полностью посвятить себя ведению войны; участие Японии в войне так и осталось его единственным политическим актом за все это время.
Клаузевиц подчеркивал, что политика (государственный деятель) не может предъявлять к войне (армии) никаких требований, которые та не может выполнить, ибо чрезмерные требования к войску могут оказать на ведение войны вредные влияния; в таком случае скорее следует упрекать саму политику.
Ход Второй мировой войны показал, что преследуемая Гитлером политическая цель далеко превышала эффективность находившихся в его распоряжении военных и экономических средств! С другой стороны, Клаузевиц предостерегал от того, чтобы выдвигать и решать чисто военные вопросы с политической точки зрения. Гитлер нарушил и этот принцип. Это нашло свое выражение во второй фазе
Западной кампании, а позже в оставлении Крыма и Курляндии (Латвия) и в некоторых других случаях.
Сказанное нами можно продемонстрировать на особенно потрясающем примере. Полагая, что Советский Союз тоже можно сокрушить в ходе одной «блиц-кампании», политическое руководство Германии не разработало никаких планов (за исключением «уничтожения нежелательных элементов») для того, чтобы победить Россию с помощью самих же русских и освободить страну от большевистской системы. Напротив, национал-социалистская оккупационная политика, с ее расовой теорией и теорией жизненного пространства, положила начало тому ходу событий на Востоке, который в конечном счете решающим образом способствовал германскому поражению.
В общем и целом существовало три группы, которые желали осуществить в России определенные концепции. К числу представителей самой крайней из них принадлежали (если назвать самых влиятельных) Гиммлер, Борман и Э. Кох. Им удавалось осуществить свои взгляды и меры, поскольку Гитлер целиком и полностью одобрял их. Они действовали по принципу: мы — «господа», они — «унтер-менши». Немцы, заявляли они, должны эксплуатировать, господствовать и управлять. Любую попытку считаться с чувствами и образом жизни русских они отвергали как сен-тиментальничание. Рейхсфюрер СС сформулировал это одной фразой: «Что касается русских, чехов […] мне совершенно безразлично, живут ли они в достатке или подыхают с голода; меня они интересуют лишь постольку, поскольку мы нуждаемся в них как в рабах для нашей культуры, а до остального мне дела нет». Поэтому эсэсовские и другие исполнительные органы, в частности и «золотые фазаны» (начальники административных и экономических органов в оккупированных областях), по отношению к населению не останавливались решительно ни перед чем.
