Адольф Абель - На трассе лежневой дороги
На вахте при входе в лагерную зону я предъявил ночному дежурному имеющиеся у меня на руках пропуск на бесконвойное хождение и распоряжение Управления лагеря, что направляюсь в совхоз «Каменка» для производства геодезических работ. Вахтер пропустил меня в зону и разрешил ночевать в конторе. Инструменты я оставил на вахте, но набор технической бумаги, все чертежные принадлежности, тушь, краски, а также книги: «Курс геодезии» Орлова, «Таблицы логарифмов» Прежевальского, «Таблицы прямоугольных координат» Гаусса — все это я взял с собой. Поэтому в барак, где уголовники, я не мог идти: мои книги они тут же пустили бы в раскур, на завертку, ведь бумаги так не хватает курцам.
В конторе я застал сторожа-истопника, инвалида, «доходягу» из врагов народа, который «доходил» свои последние дни, доведенный на общих работах до предела. Он горячо натопил железную печку-бочку, чтобы я мог просушиться. А потом я сдвинул вместе два конторских стола и соорудил свою нехитрую постель. Намаявшись за день в дороге, я быстро заснул.
Но вскоре я проснулся от сильного шума за стеной. Слышались выкрики грубого, злого мужского голоса. Было похоже, что кто-то плачет и кто-то кого-то бьет. А потом я ясно услышал плач и жалобное бормотание мужского голоса и грубую ругатню другого мужского голоса.
Я никак не мог понять, что там за стеной творится, ведь бараки заключенных находились отдельно от барака-конторы. Но усталость взяла свое, и я, угревшись в тепле, опять заснул, пока утром сторож меня не разбудил, строго сказав, что скоро придут на работу служащие.
Когда же утром пришли на работу заключенные (а все они были из сталинских врагов), все стало ясно. Главбух совхоза и рыбовед Богданов открыли мне этот секрет. Оказалось, что за стеной конторы находится кабинет начальника совхоза Лазоренко, который до назначения на эту должность работал следователем на Украине. В течение 1937–1938 гг. этот усердный труженик перестарался: он так боролся со сталинскими врагами, что потом сам заболел на психической почве.
В те годы, когда совершались эти массовые беззакония, многие из заплечных дел мастеров, которые особо усердствовали, применяя так называемые «физические методы воздействия» при допросах в тюрьмах, потом сами посходили с ума. Это и понятно: бить и истязать безоружных людей, заведомо зная, что они ни в чем не повинны, — это не то что убивать человека на войне. Для этого нужно самого себя довести до белого накала. Поэтому неудивительно, что многие из ежовско-бериевских следователей потом помешались или получили тяжелые психические травмы.
В данном случае в совхоз «Каменка» был послан на должность начальника совхоза такой психически травмированный следователь, некий Лазоренко. По-видимому, мыслилось, что на лоне таежной природы, вдали от людского шума, Лазоренко наберет свежих сил и подкрепится для дальнейших ратных подвигов в борьбе со сталинскими врагами.
Но получилось так, как в русской пословице говорится: «Как волка не корми, он все в лес смотрит». Или: «Горбатого лишь могила исправит». Лазоренко, очутившись в таежном совхозе, не угомонился — он, сердешный, бури искал. Лишенный прежней привычной профессии — «по физическим воздействиям», — он сейчас по собственной инициативе, в порядке добровольности, нашел подходящее применение своим талантам. Он занялся теперь, как он говорил, «перевоспитанием» уголовников, присланных на работу в совхоз, причем основной элемент этого перевоспитания заключался в тех же «физических воздействиях», как раньше в тюрьме это делалось со сталинскими врагами. Словом, готовил «аристократов духа».
Все, что я слышал за стеной в свою первую ночь в совхозе, — это было во время очередного «сеанса», когда Лазоренко перевоспитывал какого-то уголовника. И, как обычно это делалось в тюрьме, сейчас Лазоренко устраивал свои сеансы обычно после полуночи, когда люди уже спали.
Когда я обо всем этом узнал, то понял, в чьих руках я теперь нахожусь и чего могу ожидать. Муторно стало у меня на душе. Главбух и Володя Богданов меня предупреждали, чтобы я был начеку и по возможности избегал каких-либо пререканий с Лазоренко, так как он совершенно неуравновешенный человек, психически больной» имеет при себе револьвер, и от него можно всего ожидать.
Из новых товарищей мне очень понравился Володя Богданов, только что окончивший рыбохозяйственное отделение и загнанный в лагерь как контрреволюционный агитатор. Потом я с ним очень подружился. Он считал меня своим земляком, так как был уроженцем Псковской губернии, из пограничного с Латвией района, а мать его была латышка. Володя потом много мне помогал в трудной для меня здешней обстановке у сумасшедшего Лазоренко.
* * *С тяжелым сердцем вошел я в кабинет Лазоренко. Я должен был с ним договориться: узнать, какие же геодезические работы требуются совхозу, договориться обо всех подробностях — где мне жить и хранить геодезические инструменты, картографический материал и какая рабсила в моем распоряжении, поскольку каждый шаг здесь будет связан с прокладкой визирок и просек, для чего требуется производить лесоповальные работы.
Когда я вошел в кабинет, я увидел молодого человека, невысокого, но плечистого. Глаза его были очень неприятные, водяного цвета, на выкате, зрачки расширены. Взгляд как бы стеклянный, отталкивающий. Подобного рода людей я много повстречал на своем лагерном пути в те страшные годы. Их поганые рожи целиком выдавали их подлую деятельность.
Когда Лазоренко узнал, что я топограф из Управления лагеря, он принял меня даже вежливо. На лице его появилось что-то кислое, напоминающее улыбку. Он тут же стал мне объяснять, что дороги нет, а она до крайности нужна. Совхоз не может доставлять грузы со станции, а свою продукцию осенью он не сможет отправить на станцию, если не будет дороги.
Что это так, я сам уже убедился, когда накануне ехал в совхоз. Действительно, дорога совхозу нужна была до зарезу. Но построить такую лежневую дорогу через заболоченную тайгу — тоже не шутка, тем более, что, как я узнал от Лазоренко, в совхозе нет ни дорожной техники, ни мастера, не говоря уже о дорожном инвентаре.
Потом Лазоренко мне говорил, что на строительство дороги совхозу отпущены средства и от меня теперь требуется в самом срочном порядке пробить через тайгу трассу.
Лазоренко так и говорил мне: «Вы пробейте прямую линию от ворот лагеря прямо на железнодорожную станцию Каменка. Вы пойдете впереди и будете показывать эту линию, а вслед вам я пошлю две-три бригады заключенных, которые будут рубить просеку будущей дороги».
Из разговора с начальником совхоза я убедился, что он не имеет ни малейшего понятия о дорожном строительстве и тем более о строительстве лежневых дорог через заболоченную северную тайгу, где местами встречаются болотные топи и будут попадаться таежные речки, через которые придется сооружать мосты для переправы. И действительно, откуда такому Лазоренко, специалисту по «физическим воздействиям», знать еще дорожное строительство? И только такие же ненормальные, как Лазоренко, могли назначить его начальником совхоза и доверить ему людей и хозяйство.
