Пьер Грималь - Цмцерон
Старинные ценности античного мира, религиозные, гражданские, моральные, художественные, оказались под сомнением, из объективно заданных и инстинктивно усвоенных они стали предметом обсуждения, нравственных раздумий, философского осмысления и художественного анализа. Цицерон воплотил эту фазу духовного развития античного мира. В его сочинениях поставлены многие проблемы, над которыми Европе предстояло биться веками и тысячелетиями — соотношение принципов местного самоуправления и государственной централизации, личной власти и гарантий того, что она не перерастет в тиранию, взаимной правоты и неправоты частной морали и государственной необходимости в их неслиянности и нераздельности. Познакомившись с книгой П. Грималя, читатель сможет составить себе весьма полное представление обо всей этой стороне дела.
Столь же полное представление получит он и о самом герое книги. Ни в зарубежной литературе, ни на русском языке нет столь подробного свода изложенных для широкого читателя сведений о жизни и творчестве великого оратора. По обилию источников биография Цицерона, пожалуй, не имеет себе равных в истории античной литературы, и все их данные скрупулезно учтены П. Грималем. В книге нет ссылочного аппарата, и это как бы скрывает всестороннюю эрудицию автора — она, однако, живет в подтексте книги и сообщает ей высокую научную добротность. Нет, например, ссылок на источники или литературу при характеристике гражданской жизни Арпина, родного города героя книги, но специалист видит, как много материала частных исследований и археологических отчетов за ней стоит, как тактично введены в текст полуцитаты из трактата Цицерона «Об обязанностях». Точно так же, говоря о нравах форума в пору появления там юного Цицерона, П. Грималь не погружается в детальное описание теоретической контроверзы двух основных складывавшихся в те годы течений римского ораторского искусства — так называемых азианизма и аттикизма, но дает о них ясное представление, используя (опять же без ссылок и даже без упоминаний) многочисленные сочинения древних авторов по риторике и, в частности, малоизвестное, позднее и незаконченное сочинение Цицерона «О наилучшем виде ораторов».
Мы привыкли понимать под культурой совокупность достижений в области искусства, просвещения и науки. При этом за пределами внимания остается — или по крайней мере долго оставалась — та совокупность категорий мировосприятия, социально-психологических традиций, полуосознанных норм жизнеотношения и общественного поведения, привычек и вкусов, которые образуют реальную почву и реальный воздух истории, ту тональность жизни, что отличает одну эпоху от другой, один народ от другого, придает неповторимый колорит характерам, поступкам и мыслям людей, их произведениям. В последние два-три десятилетия, однако, именно эту совокупность черт, эту атмосферу и почву исторического процесса в научной литературе стало принято называть культурой. Понятие культуры тем самым существенно расширяется и углубляется, сближается с повседневной жизнью личностей и масс, с непосредственной исторической действительностью. Одна из лучших черт книги П. Грималя состоит в том, что деятельность Цицерона и его творчество рассматриваются в ней в непосредственной связи с культурой Древнего Рима в этом, современном смысле слова.
Так, важнейшей чертой римской культуры в указанном выше смысле является то обстоятельство, что человек в Риме никогда не выступал как изолированный индивид, полностью самостоятельно определяющий свое жизненное и общественное по-ведение. Он всегда принадлежал к небольшому плотному человеческому единству — фамилии, местной общине, религиозной или ремесленной коллегии, дружескому кружку. П. Грималь убедительно показывает, какое значение имели эти социальные микрообщности в мире, где жил и действовал Цицерон, как влияли они на его поступки и решения. Другим проявлением все той же специфической культуры римлян было их отношение к религии. Она никогда не выступала в роли внутреннего лирического переживания, которая характерна для многих форм христианства, а всегда была опосредована либо государственными интересами, либо чисто фетишистским отношением человека с богами — принципом «я приношу жертву и молюсь тебе, чтобы ты помог мне». В книге хорошо показано, какое значение имело такое восприятие религии и в жизни народа, и в жизни Цицерона (особенно, например, перед отъездом в изгнание, см. главу X).
Важность и научная актуальность темы, беспримерная полнота ее разработки, изображение главного героя на мастерски выписанном фоне обычаев и традиций, политических нравов Рима — таковы достоинства «Цицерона» П. Грималя.
Недостатки книги менее значительны, чем ее достоинства, но обратить на них внимание читателя все же следует. Первый из них, при чтении сразу бросающийся в глаза, — пеэкопомность словесного изложения, частые повторы и перекрестные ссылки («как было сказано выше», «как мы уже знаем», «нам уже приходилось говорить, что...» и т. п.). Наверное, все-таки не нужно на этом основании читать книгу с пропусками: среди, казалось бы, многословного, обильного повторами рассказа сплошь да рядом встречаются важные сведения, точные замечания, острые запоминающиеся формулировки. С указанным характером изложения связан и еще один недостаток, характерный главным образом для разделов, касающихся философских трудов Цицерона, — преобладание риторического изложения над аналитическим. Рассказы о философских произведениях сороковых годов, например, представляют собой скорее импрессионистические эссе, нежели общедоступно изложенные научные их характеристики.
Самый серьезный упрек, который можно сделать автору, состоит в беглости и эскизности описаний собственно исторического — в отличие от культурного и хроникально-политического — фона. Поэтому будет, может быть, небесполезно напомнить основные события рассматриваемой эпохи в их логической связи. Кризис Римской республики, вызванный причинами, обозначенными выше, впервые стал очевидным в первой половине II века до н. э. Выйдя в 201 году победителем из тяжелейшей в своей истории войны с Карфагеном, могучим городом-государством Северной Африки, державшим под своим контролем все Западное Средиземноморье, Рим тут же погрузился в серию войн против городов-государств Греции, господствовавших в Восточном Средиземноморье, которые завершились уничтожением в 146 году богатейшего греческого города Коринфа и превращением Греции в римскую провинцию под именем Ахайи. Рим стал хозяином одного из главных мировых очагов древней цивилизации — всего античного Средиземноморья. Начался процесс интенсивного взаимодействия римского и греческого начал, которому предстояло в конечном счете привести к созданию единой синкретической культуры античности, а Римскую державу сделать мировым государством. Пока что было не взаимодействие, а насыщение Рима сокровищами, рабами и привозной роскошью, делавшее труд мелких и средних римских крестьян не конкурентоспособным, непрестижным и, следовательно, во многом бессмысленным — на протяжении II века из деревни ушли и пополнили ряды римских люмпенов 20 процентов крестьян, каждый пятый. Видя, как тает старое римское крестьянство, эта становая сила республики, поднялись на ее защиту лучшие люди из знатных и образованных. Братья Гракхи, Тиберий в 133 году и Гай в 122-м, попытались провести ряд законов, ограничивавших хозяйственное и политическое господство богачей, но оба были убиты в сражениях на улицах Рима. Знать, объединившаяся в своеобразный блок, получивший в Риме название «оптиматов», таким образом, все больше переходила к прямому террору, все более свирепо грабила провинции — в конце века народное собрание вынуждено было принять ряд законов против вымогательства наместников; все более продажно и бездарно вела себя при столкновении с окружавшими Рим пародами — полностью выявив оба эти свои качества, в частности, в 111—105 годах в ходе войны с африканским царьком Югуртой; все более нагло перекладывала тяготы непрерывных войн на плечи италиков. Все это, естественно, вызывало обостряющееся сопротивление, и начиная с рубежа I века Рим погружается в состояние, когда почти постоянно и почти одновременно шли крупные внешние войны (самая тяжелая — против восточного царя Митридата в 89—84 и 74—63 годах), войны междоусобные (так называемая Союзническая война Рима против италийских городов в 91— 88 годах) и гражданские («народной партии» Гая Мария против «аристократической партии» Корнелия Суллы в 83—82 годах), сопровождавшиеся взятием Рима то одной партией, то другой и резней на его улицах; восстания (Сертория в Испании в 80— 72 годах, Спартака в Италии в 74—71 годах). Дальше так государство жить не могло, и после ряда попыток установления режима единоличной власти, способного покончить с войнами, развалом и распрями, о которых было кратко упомянуто выше, Рим перешел в 40-е годы к новому государственному строю, увидеть торжество которого, весь его блеск и все его тени Цицерону суждено не было.
