Анна Оленина - Дневник
7 Juillet 1828. (<Суббота> 7 июля 1828)
Тетушка уехала более недели12, я с ней простилась и могу сказать, что мне было очень грустно. Она, обещая быть на моей свадьбе, с таким выразительным взглядом это сказала, что я очень, очень желаю знать, об чем она тогда думала. Ежели брат ея за меня посватывается, возвратясь из Турции13 <Рукою А. Ф. Оом:14> Дай Бог, чтоб он вздумал это сделать! А:Оом.], что сделаю я? Думаю, что выду за него. Буду ли щастлива, Бог весть. Но сумневаюсь. Перейдя пределы отцовскаго дома, я оставляю большую часть шастья за собой. Муж, будь он ангел, не заменит мне все, что я оставлю. Буду ли я любить своего мужа? Да, потому что пред престолом Божьим я поклянусь любить его и повиноваться ему. По страсти ли я выду? НЕТ, потому что 29 марта я сердце схоронила и навеки. Никогда не будет во мне девственной любови и, ежели выду замуж, то будет супружественная. И так как супружество есть вещь прозаическая без всякаго идеализма, то и заменит разсудок иповиновение несносной власти ту пылкость воображения и то презрение, которыми плачу я теперь за всю гордость мущин и за мнимое их преимущество над нами. Бедные твари, как вы ослеплены! Вы воображаете, что управляете нами, а мы... не говоря ни слова, водим вас по своей власти: наша ткань, которою вы следуете, тонка и для гордых глаз ваших неприметна, но она существует и окружает вас. Коль оборвете с одной стороны, что мешает окружить вас с другой. Презирая нас, вы презираете самих себя, потому что презираете которым повинуетесь. И как сравнить скромное наше управление вами с вашим гордым надменным уверением, что вы одни повелеваете нами. Ум женщины слаб, говорите вы? Пусть так, но разсудок ея сильнее. Да ежели на то и пошло, то отложа повиновение в сторону, отчего не признаться, что ум женщины так же пространен, как и ваш, но что слабость телеснаго сложения не дозволяет ей выказывать его. Да что ж за слава быть сильным, вить и медведь людей ломает, зато пчела мед дает.
Я уже писала к тетушке, и вот послание, которое сочинила ей.
Искавши в мире идеала
И не нашед его,
Анета щастия искала
В средине сердца своего.
Все в 20 лет ей надоело:
Веселье, балы и пиры.
Младое шастье улетело,
И Юности прекрасные дары
Как призрак милой исчезают
И скоро, скоро пропадают.
Еще 5 лет Анета прожила,
Настали годы и разсудка,
Почти и молодость прошла,
Ведь 25 -- не шутка.
Уж образ милой, молодой
Все понемножку изчезает,
Супруг не идеальной, а простой
Его все понемногу заменяет.
Не Аполлон уж Бельведерской,
Не Феба дивный ученик.
А просто барин Новоржевской:
Супругу 40 лет, да с ними и парик.
И правда, Грации забыли
Его при колыбели посетить,
Умом и ловкостью забыли наделить,
Зато именьем наградили.
(нрзб) в мир глупцом
Представлен был своим отцом.
Но он ухаживал усердно,
Вздыхал, потел, кряхтел.
Душ 1000 щитал наверно,
Чуть в мир поэзии не залетел,
Чтоб лучше нравиться любезной.
Что ж оставалось сделать бедной?
Она с рукой разсудок отдала.
А сердце? Бросила с досады,
И ум хозяйством заняла,
Уехавши в его посады.
И так она принуждена забыть
То love, d'aimer, amar *, любить,
Заняться просто садом,
Садить капусту "рядом",
Разходы дома проходить
И птичной двор свой разводить.
(* любить -- англ., франц., исп.)
* * *
Вы щастие в супружестве нашли,
Вы любите и обожаемы супругом,
Пять лет шастливо протекли,
Он заменил вам все, и другом
Вы называете его.
И так Вы посудите сами,
В сравненьи щастья своего
Анета наравне ли с вами?
Другие, писанные вчера в минуту горести.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В утеху оставалось горе,
И часто, сидя у скалы,
Глядела пристально на море
И погружалася в мечты.
Любовь давно я позабыла,
И Дружба милая одна
Меня за слезы наградила
И заменила многое она.
Но тайны сердца забывать
Не пособила,
И горе весело переживать
Не научила.
С летами, знаю, все пройдет.
Пройдет и время наслажденья,
Остаток жизни протечет
В спокойствии и в покоенье,
Но молодость свое возьмет:
Любовь и горести земные.
А старость гробу принесет
Надежду, упования иные.
И камень хладной гробовой
Покроет прах нещастной,
И за могилой... неземной
Откроет век прекрасной.
<Вторник> 17 Июля <1828>
Я лениво пишу в Журнале, а, право, так много имею вещей сказать, что и стыдно пренебрегать ими: они касаются может быть до щастия жизни моей. Нещастной случай заставил нас поехать в город, а именно смерть Алек<сандра> Ива<новича> Ермолаева15, он умер, прохворавши несколько времени. Отец в нем много потерял. Но что же делать, воля Божия видна во всем, надобно покориться ей без ропота, ежели можно.
В тот день, как возвращались мы из города, разговорилась я после обеда с Ив<аном> Анд<реевичем> Крыловым16 об наших делах. Он вообразил себе, что Двор скружил мне голову, и что я пренебрегала бы хорошими партиями, думая вытти за какого-нибудь генерала: в доказательство, что не простираю так далеко своих видов, назвала я ему двух людей, за которых бы вышла, хотя и не влюблена в них. Меендорфа17 и Киселева18. При имени последняго он изумился. "Да, -- повторила я, -- и думаю, что они не такие большие партии, и уверена, что вы не пожелаете, чтоб я вышла за Краевскаго19 или за Пушкина. -- Боже избави, -- сказал он, -- но я желал бы, чтоб вы вышли за Киселева и, ежели хотите знать, то он сам того желал, но он и сестра говорили, что нечего ему соваться, когда Пушкин того ж желает". Я всегда думала, что Вар<вара> Д<митриевна> того же хотела, но не думала, чтоб они скрыли от меня эту тайну.
Жаль, очень жаль, что не знала я этаго, а то бы поведение мое было иначе. Но хотя я и думала иногда, что Киселев любит меня, но не была довольно горда, чтоб то полагать наверное. Но может быть все к лучшему, Бог решит судьбу мою. Но я сама вижу, что мне пора замуж, я много стою родителям, да и немного надоела им: пора, пора мне со двора. Хотя и то будет ужасно. Оставя дом, где была щастлива столько времени, я вхожу в ужасное достоинство Жены! Кто может узнать судьбу свою, кто сказать, выходя замуж даже по страсти: я уверена, что буду щастлива. Обязанность жены так велика, она требует столько abnegation de lui-meme (самоотречения), столько нежности, столько снисходительности и столько слез и горя. Как часто придется мне вздыхать об том, кто пред престолом Всевышняго получил мою клятву повиновения и любви... Как часто, увлекаем пылкими страстями молодости, будет он забывать свои обязанности! Как часто будет любить других, а не меня... Но я преступлю ль законы долга, буду ли пренебрегать мужем? НЕТ, никогда. Смерть есть благо, которое спасает от горя: жизнь не век, и хоть она будет несносна, я знаю, что после нее есть другой мир, мир блаженства. Для него и для долга моего перенесу все нещастия жизни, даже презрение мужа. Боже великой, спаси меня!
