Юрий Алянский - Варвара Асенкова
Люди, особенно молодые, редко думают о возможной близости смерти. Вы знали о приближении конца. И достойно несли это тяжкое бремя, казалось бы, невыносимое для человеческого сознания.
Современники горестно оплакали Вас. Они писали, что Ваши похороны напоминали похороны Пушкина. Стояла скверная погода, лил дождь, но тысячи людей пришли проводить Вас. Плакали мужчины и женщины, шедшие за Вашим гробом на Смоленское кладбище, плакало само петербургское небо.
Скульптор, академик Иван Петрович Витали сделал Ваш скульптурный портрет, который и был установлен на могиле.
Вас не забыли. Русские газеты и журналы время от времени посвящали Вам статьи и заметки, большей частью восторженного характера, напоминая новым поколениям любителей театра о Вашем ярком служении русской сцене. Оживали легенды, сложившиеся вокруг Вашего имени, появилось даже несколько романов, где Вы и близкие Ваши стали центральными героями полуфантастических событий. Последующие десятилетия многое изменили в России. Вы не смогли бы даже представить себе ее сегодняшний облик.
В 1938 году Ваши останки были перенесены со Смоленского кладбища в некрополь Александро- Невской лавры, где покоятся многие выдающиеся художники, артисты, композиторы России.
А потом Вам пришлось погибнуть вторично.
В 1941 году, ровно через сто лет после Вашей смерти, над Россией разразилась война — она называется Великой Отечественной. Вы знали по книгам и рассказам близких о событиях Отечественной войны 1812 года. Эта оказалась куда страшнее. За прошедшее столетие люди придумали новое смертоносное оружие. Огромная пушка, нацеленная на наш с Вами город, метнула дальнобойный снаряд, ударивший в Вашу могилу От нее не осталось ничего только осколки памятника, глубокая яма и на дне ее — темная вода. Вам уже не было больно. Больно было нам, узнавшим про это бессмысленное злодеяние. После войны началось восстановление разрушенных памятников города, мест, дорогих каждому его жителю.
Скульптор Давид Абрамович Спришин восстановил Ваше надгробие, Ваш скульптурный портрет отныне и навечно.
Память о Вас не угасает И вот пишется книга, посвященная Вашей судьбе.
В середине двадцатого века были написаны две небольшие книжки, посвященные Вашему сценическому творчеству. Их авторы впервые серьезно изучили скудные отзывы современников в тех самых газетных и журнальных рецензиях, которые то возносили Вас, то язвительно корили, но ни в том, ни в другом случае не давали сколько-нибудь полного представления о Вашей игре.
Мне же, Варвара Николаевна, хочется рассказать читателям не только об актрисе Асенковой, но и о женщине, человеке, личности. Хочется рассказать о Вашей жизненной драме, которую Вы мужественно пронесли через сотни комедий и водевилей. Она раскрылась передо мной в разрозненных фактах, чертах, деталях.
Удалось разыскать несколько неизвестных и малоизвестных документов, имевших влияние на Вашу судьбу или отразивших ее повороты. И все же в Вашей жизни для нас много пробелов, неразрешимых тайн и загадок. Не знаю, будут ли они когда-нибудь раскрыты.
В Ваше время было принято называть пьесы двойным названием, например: «Гусарская стоянка, или Плата тою же монетою». Мне захотелось так же назвать главы этой книги.
Я не прощаюсь с Вами. Я отправляюсь в путешествие во времени и пространстве и поведу читателя по Вашим следам.
Преданный Вам
Автор
Отрочество, или мать и дочь — соперницы
В клубном саду на Мойке играли девочки: Надя, Вера, Дуня и Варя. Две первые не отличались привлекательностью. Зато Дуня и особенно Варя были прехорошенькие. Надя и Вера обычно затевали какие-нибудь кукольные представления с танцами и песнями, Дуня предпочитала «дочки-матери», а Варя всегда побеждала в серсо. Игры сменялись веселой возней. Девочки бегали взапуски по саду, забирались в оранжерею, входили в манеж, где пахло лошадьми и в любую погоду стоял густой сумрак.
I В семь часов вечера служитель выгонял детей из сада, к этому времени сюда собирались члены клуба — играть в кегли и в карты или упражняться в верховой езде. Не мог же в самом деле старый служитель знать, что, ворча на девочек и подталкивая их к воротам, он бесцеремонно обходится с будущими известными актрисами Надеждой и Верой Самойловыми, будущей писательницей и хозяйкой знаменитого литературного салона Авдотьей Головачевой-Панаевой и прикасается к самой загадочной легенде русского театра — Варваре Асенковой. Старый немец не был провидцем. А девочки брели по набережной Мойки и, останавливаясь у чугунной ограды, глядели, как по черной воде плывут сорванные ветром листья.
Поначалу ничто не омрачало жизнь этого квартета подружек. Они горячо спорили о воспитании кукол, судили и рядили, отдать ли их в театральное училище, чтобы выучить на танцорок, или выдать замуж за богатого человека, у которого есть свой дом и свои лошади и который, конечно же, будет делать дорогие подарки. Споры по этому поводу носили мирный характер.
Вдруг, завидев собаку или нарядный экипаж, девочки забывали о только что начатом разговоре и пускались наперегонки. А потом возвращались домой и окунались в жизнь, постоянно связанную с театром. Родители сестер Самойловых были актерами, родители Авдотьи — артисты Брянские, и все они, как и мать Вари, Александра Егоровна Асенкова, отдавали свои главные заботы Большому театру Но время шло. Девочки взрослели. И однажды Надя, задумчиво глядя под ноги, будто невзначай спросила высокую черноволосую Варю:
— Как поживает твоя матушка?
Александра Егоровна воспитывала детей без мужа, одна, разрываясь между театром и домом, и пользовалась известностью и уважением.
— А отец? Пишет ли? Или уж вовсе забыл про вас? Ветреники они, эти мужчины, — говорила некрасивая Надя со знанием дела и как будто бы золотила пилюлю, но позолотить ее было невозможно, потому что она была ядовитой, и каждая из девочек прекрасно понимала это.
Отец Александры Егоровны Асенковой, дед Вари, кажется — грек, был привезен из Константинополя и поступил в услужение к помещику Сашу маленькой отдали в Театральное училище, в балетный класс, где ее принялись обучать танцам, пению и фехтованию на рапирах.
Саша с самого начала учения обнаружила не столько прилежание к искусству, сколько бойкость и строптивость нрава, за что снискала любовь подруг и настороженное, недоверчивое отношение начальства.
Однажды, путешествуя по коридорам и классам училища, Саша забрела в класс декламации, где занимался со своими воспитанниками князь Шаховской, драматург и театральный педагог
