Юрий Алянский - Варвара Асенкова
Но, может быть, настало время описать внешность моей героини? Увы, фотография опоздала запечатлеть один из самых пленительных женских образов первой половины прошлого века. А могут ли слова дать живое представление о красоте женского лица? К тому же слишком изменился за прошедшие полтора столетия идеал женской красоты. Варенька Асенкова переняла в полном соответствии с идеалом красоты своего времени греческий профиль с очень высоким лбом, полученный ею по линии деда, классическую стройность стана, романтическое изящество женщин пушкинской эпохи.
Нам остались свидетельства влюбленных современников. Высокая, стройная, немного худощавая, Варенька была чрезвычайно грациозна. Бледное, прекрасное лицо, черные волосы, темно-голубые глаза. Маленькие руки. Перед ее ножкой, как утверждает ее первый биограф Д. Сушков, преклонился бы даже Пушкин. Очаровательная улыбка и мелодичный голос. Быстрые, благородные, легкие движения. Поэтичная внешность счастливо сочеталась с милым и добрым характером. Обычно Варенька была весела, не помнила зла и обид, в изобилии достававшихся на ее долю, ненавидела сплетни.
Обладала чрезвычайной скромностью, часто обращаясь к другим за советом.
Ей было тогда всего семнадцать лет Девочка! Но этой девочке предстояло стать главой большой семьи, помогать ей, содержать ее. И она выполнила свое намерение с твердостью и последовательностью взрослого, зрелого человека. Выполнила, отрешившись от множества привилегий юности и девичьей свободы. Взвалив на свои плечи повседневный, безостановочный труд.
Бенефис Сосницкого назначили на 21 января 1835 года. Петербург еще не знал про Варвару Асенкову Еще не слышал ее имени.
Он знал только Александру Егоровну Асенкову.
1835, или долг платежом красен
Тридцатые годы прошлого века — в известной мере золотой век русского театра. Явился на сцену гениальный трагик Мочалов. Написаны сочинения для театра Пушкиным. Начало выходить из подполья «Горе от ума» Грибоедова. Представил на сцену «Ревизора» Гоголь. В 1832 году открылся построенный архитектором Карлом Ивановичем Росси Александринский театр; здание театра и прилегающие к нему постройки украсили русскую столицу еще одним прекрасным архитектурным ансамблем. И в первой же своей статье двадцатитрехлетний критик Виссарион Белинский, отражая всеобщее увлечение театром, написал: «Театр! Любите ли вы театр так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить театра больше всего на свете, кроме блага и истины?.. О, ступайте, ступайте в театр, живите и умрите в нем, если можете!..»
Варенька Асенкова шла в театр, чтобы жить в нем. Она еще не знала — и умереть тоже. Ровно через шесть лет И не в романтическом, а буквальном смысле этого слова.
Но сегодня она только вступает в прекрасный и страшный мир театрального Петербурга, где правят свои законы и царят свои кумиры, где ветряные мельницы сценических судеб то вскидывают за облака, то швыряют в грязь, забвение и нищету. Театральный Петербург! Сколько чистых и нежных дарований пыталось завоевать тебя, снискать аплодисменты и услышать крики «фора»! И скольких из них ты даже не заметил в своей холодной жестокости и расчетливости, равнодушно скинув в небытие! Сколько капканов и рогаток ставил ты другим, будто испытывая их выдержку и твердость! Сколько оскорблений нанес третьим, вовсе и не замечая губительного действия своих язвительных уколов?!
В год поступления Вареньки на сцену А. П. Башуцкий, издатель, журналист и художник, писал свою «Панораму Санкт-Петербурга»:
«Скоро ударит семь.
В театрах зажигают лампы, заклеивают изорванные облака, приделывают икры и другие атрибуты красоты, замазывают дырья на декорациях и рябины на лицах.
С семи часов стук, крик кучеров и форейторов послышались снова на улицах. Жандармы расставляют у театров кареты. Заметно темнеет; грязные фонарщики кучами сидят на перекрестках некоторых улиц, пристально глядя в одну сторону; когда появится там, над домами Большой Морской, как метеор, красный шар, они, взвалив на плечи свои лесенки, отправятся зажигать фонари. Вы каждого из этих людей примете в темноте за какое-то странное привидение, когда, приставив лестницу к столбу, он закроет от ветра себя и фонарь длинною полупрозрачною рогожей…»
Перед Александринским театром зажигают две «грелки» — открытые круглые беседки, в которых для прислуги и извозчиков разводят костры.
Гардеробмейстер Закаспийский выдает костюмерам для предстоящего спектакля одежду султанов и одалисок, гусаров и светских дам. Башмачный мастер Дмитрий Фролов распоряжается в царстве сапог, смазных форменных ботфортов, мундирных гусарских, гишпанских, охотничьих с раструбами, савоярских, с деревянными подошвами, бархатных, фингальских с флорентом и атласных с переплетами из лент башмаков; туфель из сафьяна и белой лайки, из белого опойка и цветной кожи; шпор и пряжек.
Служащий конторы санкт-петербурских императорских театров раздает сальные свечи для кассы, для дежурного пожарной команды, истопника, столяра, смотрителя театра, машиниста на сцене, для уборных, для обхода унтер-офицеру.
Готовят лампы, заливают их маслом. Лампы установлены вдоль рампы и в ложах. На утренних репетициях полагается зажигать 40 ламп, на генеральных-400, на спектаклях — до 800. По вечерам, на представлениях, в лампы заливается около 15 пудов масла.
Сегодня — бенефис Ивана Ивановича Сосницкого.
И выступит дебютантка — дочь известной актрисы Александры Егоровны Асенковой. Что это, новое дарование? Или очередная протеже? Может, девица Асенкова — не только одалиска султана Солимана, но и кого-то из театральных чиновников?
Звонки. Дамы рассаживаются в ложах, мужчины — в креслах партера.
Александра Егоровна, Варенька и Оля — за кулисами.
«Дебютантку нарядили в роскошный турецкий костюм, надев на голову пунцовую чалму, — вспоминает Ольга Николаевна Асенкова. — Сосницкого жена (актриса Александрийского театра Елена Яковлевна Сосницкая. - Ю. А.) натерла ей губы лимоном и буквально вытолкнула ее на сцену Первый акт прошел хорошо, во втором она играла на арфе и пела, обладая хорошеньким голосом; она провела сцену прекрасно. По окончании пьесы Варвару Николаевну вызывали без конца. В водевиле «Лорнет» она тоже имела громадный успех».
Д. Сушков писал о неимоверной робости, с которой молодая девушка, дрожа от страха, вступала на сцену Александринского театра. Публика, очарованная красотой девушки, ее обаянием, юношеской, почти детской непосредственностью, сразу же наградила ее аплодисментами. «И едва она заговорила, едва решилась поднять свои потупленные прекрасные глаза, в которых было столько блеска и огня, партер еще громче, еще единодушнее изъявил свое удивление шумными, восторженными криками „браво!”».
