Сергей Бобков - Как мы уходили из Анголы
Я с трудом себе представляю, чтобы, скажем, португальский главнокомандующий в заморской провинции Ангола сотрясал красавицу Луанду трехэтажным матом, объясняясь с подчиненными в присутствии женщин и детей, таскал за шиворот младших офицеров, наживался за счет спекуляций и подлогов… Все это было присуще в разные годы главным военным советникам, представлявшим в Анголе честь и достоинство непобедимой и легендарной.
Поверьте, писать о диких выходках наших воинов-интернационалистов скучно. И если когда-нибудь мне зададут вопрос, какое самое тяжелое чувство мне пришлось испытать в первой командировке, то я, не задумываясь, отвечу — чувство стыда. Стыда за тех, кого присылали, за их убогий внутренний мир, чудовищное высокомерие, хамство, серость и бездарность. Почему именно в первой командировке? Да потому что во второй это чувство атрофировалось.
Допустим, запустил наш полковник пассатижами в кубинского офицера-переводчика. Вспылил. Забыл на минуту, что перед ним не советский переводчик, а кубинский. Пришлось на следующее утро ехать извиняться к их генералу, чтобы чего не вышло. Все ж кубинцы, может, в их армии так не принято. Или другой, тоже полковник, тоже, естественно, наш, тискал за упругие попки секретарш-мулаток в штабе. Я сперва не понимал, почему при его появлении они, болезные, закрывали грудь служебными бумагами и все старались прижаться спиной к стенке. Но стоило им зазеваться, тут он их шоколадненьких, и настигал, заливаясь гомерическим хохотом. А с офицерами-ангольцами обращался прямо по-варварски: хватал их при рукопожатии рукой за гениталии. Шутил.
А прийти утром в закрытый ресторан с ручной гранатой, чтоб похмелили гады! Это уже афганская школа — пока тяжело больного лечили красным вином, граната со снятой чекой находилась в стеклянном стакане, поставленном на самый край стола. А чего стоили пьяные разборки с женами — своими и чужими? А борьба за добычу спиртного любой ценой в те годы, когда объявленная у нас война со змием прогремела канонадой в загранколлективах? А там то жара, то дожди, то малярия, и выход за проволоку грозил высшей мерой социальной защиты — отправкой с ближайшим этапом в Союз! Тогда сверху была дана очень ценная директива — с местной стороной не пить, а крепить интернациональную дружбу путем доверительных бесед о вреде империализма и всепобеждающей силе марксистко-ленинского учения. А бесконечное усиление и так доведенной до гипертрофированных размеров бдительности, когда добровольно приехавших в Анголу молодых преподавателей-коммунистов из Португалии велено было считать агентами ЦРУ!
Главное же заключалось в том, что на протяжении пятнадцати лет, охвативших застой, перестройку и постперестроечную фазу, весь без исключения советнический аппарат способствовал укреплению, а в конечном счете и падению коррумпированной олигархии МПЛА — ПТ[4], чья власть была круто замешана на крови кубинских солдат, к чести которых будет сказано, что они в полной мере выполняли отдаваемые им приказы, не получая взамен ничего, кроме разве что усиленного пайка и ста боевых граммов плохого рома.
НАСТУПЛЕНИЕ НА МАВИНГУ
Последней отчаянной попыткой спасти разваливавшийся одиозный режим от краха явилась операция по взятию Мавинги, о чем следует рассказать особо в силу ее размаха и нелепости.
Правящая в Анголе партия уже заметно агонизировала, но, будучи по сути своей прокоммунистической, готова была пойти на любые жертвы во имя торжества светлого будущего, не считаясь, само собой, ни с чем. Перед коллективом советских военных советников была поставлена задача эти жертвы обеспечить. Но был конец 1989 года, повстанцы занимали обширные районы на Севере, Востоке и в центре страны, отдельные разведывательно-диверсионный группы действовали в непосредственной близости от Луанды. Тем не менее основной удар было решено нанести на Юге, вернее, Юго-Востоке, дабы захватить незначительный населенный пункт Мавингу, с падением которой открывался путь к столице свободных территорий УНИТА[5], ставке Жонаса Савимби, городу Жамба.
В политическом руководстве МПЛА — ПТ операция получила название последнего штурма. Ортодоксы из Политбюро, или, как их кличут в Анголе, твердолобые, полагали, что с выводом войск ЮАР из Намибии оппозиция лишилась военной поддержки Претории, а потому дрогнет при первых залпах артиллерийских орудий и лязге мощных советских танков. Думали также, что, войдя в Мавингу, правительственные части обретут наконец давно утраченный боевой дух, столь необходимый для продления пятнадцатилетней братоубийственной войны.
Так могло показаться лишь на первый взгляд человеку, весьма поверхностно разбиравшемуся в коллизиях ангольского конфликта На самом деле обстановка была куда как более сложной. После провозглашения независимости Намибии УНИТА, проявив отменную стратегическую гибкость, произвела передислокацию основных ударных формирований, создав значительный перевес сил на Севере, ближе к границе с дружественным Заиром. Запад стал наращивать военную и гуманитарную помощь повстанцам через другие страны, кроме того, спецподразделения ЮАР оставались в приграничной полосе Каприви, откуда к оборонительным рубежам вокруг Жамбы продолжали поступать оружие, боеприпасы и горючее
Не нужно было обладать фундаментальными академическими знаниями, чтобы предвидеть: в случае начала крупномасштабных военных действий США в кратчайшие сроки «наведут» воздушные мосты для оказания всесторонней помощи своим давним союзникам в Анголе К тому же был, повторюсь, 1989 год и возможный захват Мавинги уже отнюдь не означал серьезного поражения для противника, а cпocoбен был лишь спровоцировать волну геноцида, вывести войну на очередной, еще более затяжной виток кровавой бойни.
Короче говоря, здравый смысл настоятельно подсказывал операцию не начинать, а декларированный высшим советским руководством принцип приоритета общечеловеческих ценностей во внешней политике вроде бы вообще заставлял наш генералитет от обреченной на провал идеи штурма отказаться. Но это «вроде». В народе же говорят: кому — война, кому — мать родна. И что такое для многих «наших», извините, здравый смысл? Крамола. А что до общечеловеческих ценностей, то это, согласитесь, что-то вроде гуманизма, от которого многих наших высокопоставленныx военных просто мутит.
Один из них еще накануне операции не то чтобы советовал, а просто требовал, тыча пальцем в карту, с обозначением объектов в тылу врага, непременно подвергнуть бомбово-штурмовому удару госпиталь повстанцев, в котором — я уверен, ему хорошо было известно — находились женщины и дети. Ну и, пожалуй, главное, грандиозность задуманного даже при минимальном, если не сказать отрицательном исходе, гарантировала получение орденов и медалей, а выезд в район примыкавший к театру военных действий, — удостоверений участников боевых действий, вне зависимости от того, на каком удалении эти действия проводились.
