Фердинанд Фингер - Русская любовь. Секс по-русски
Мы, мужчины, считали себя равными в правах с женщинами. Ведь я дарил ей не меньше, чем она мне. Откровенно говоря, она от меня требовала больше, чем я от нее. Ну, так и притаскивай при каждой встрече мою любимую наливку «Спотыкач». Научи меня быть благодарным. Тогда получишь цветы и конфеты. Хрена! Я никогда от нее ничего не получил. Сколько своих мужских сил и нежности я ей отдал!
Она говорила мне о своей обиде, а я со страхом думал, что она сейчас уйдет, и я не почувствую теперь никогда на своей груди прижавшиеся ко мне твердые соски, не будет ее полных губ, приникших к моим губам долго-долго, и не будет больше того потрясающего момента, когда ее ноги обоймут мое тело, а ее язык переплетется в страстном поцелуе с моим. Я, конечно, мог бы найти почти единственный цветочный магазин в Москве или купить коробочку конфет.
Но не понимал, зачем, даже если бы были деньги. Я – человек абсолютно добрый. Теперь я понимаю, что это было ошибкой. Женщина есть женщина. В те времена не было меркантильных интересов. Все жили в коммуналках, и все деньги уходили на еду и жалкую одежду.
Ира закончила объяснять мне свои обиды, и я подумал, что сейчас она уйдет к тому, кто ей будет дарить цветы и конфеты. Но, к моему изумлению, она сказала: «Ферд! У моей подруги освободилась хата на целых четыре часа». За нами захлопнулась дверь чудесного пристанища. Вместе с ее стуком прочь полетела одежда, как листья с деревьев, сброшенные с ветвей порывом ветра глубокой осенью. В следующую минуту мы уже были на кровати.
Секс для нас был веселой игрой, и мы заржали, когда увидели, что ее лифчик повис на люстре. Ирочка была удивительной женщиной. Она, видимо, считала, что комната – это балетная сцена «Большого». Лежа в какой-ни-будь эротической позе, она допускала меня к себе, но как только я начинал Секс, все больше утопая в нем, она вывертывалась и через секунду сидела, раздвинув ножки, где-то на столе. Представьте мой вид, когда я в голом виде, с моим крупным и изогнутом в виде лука членом, любимцем женщин, торчащим под прямым углом, ловил ее на этом столе и опять имел пару минут близости с ней.
Причем она как-то умела принимать такие позы, полностью открываясь, что я не понимал, как это вообще возможно. Она была просто гуттаперчевая, как люди-«змеи» в цирке. Ну, я, конечно, балет зауважал и те возможности, которые он дарил мне. Когда я, наконец, ловил ее и крепко прижимал к постели, то начинал «увертюру», так себе на часик. К своим двадцати двум годам я понимал, что грубость в Сексе недопустима, тем более с девушкой, имеющей отношение к музыке и балету Поэтому я начинал с любовной «увертюры», которую самый великий композитор на ноты не переложит. Не оставалось места на ее теле, которое я бы не обцеловал и не обласкал.
И вот когда после такой длительной «прелюдии», на протяжении которой я слышал «Дорогой, какие у тебя руки, какие руки, как ты умеешь целоваться!», то про себя думал: «Жди, жди, еще не то будет…» Наша комната превращалась в сцену Большого театра. Но с той разницей, которая в балете, к сожалению, не могла воплотиться.
Представьте, балерина без пачки, без пуантов совершенно голая исполняет танец Одетты, а балерун без трико, совершенно голый, причем даже не знающий балетных движений, гоняется за голой балериной. Она – сплошное совершенство в балете с его невероятными сверхвозможностями. Я догонял ее, она, танцуя сложнейшие фуэте, ускользала от меня.
Я загорался и погибал в вожделении догнать ее и овладеть ею. На конце моего члена с крошечной прорезью посередине появлялась чудесная прозрачная капелька, которой было название «вожделение». Попадая под лучи света, проникающие через окно, эта капелька как бы наполнялась и блестела, как бриллиант. В какой-то момент Ирочка ловила меня, брала меня за член двумя руками и притягивала его ко рту, слизывая то, что было мужской страстью. Глаза ее в этот момент становились большими и были подернуты какой-то дымкой. Мне страшно нравились эти моменты.
Я добивался той точки ее кипения, когда увижу, что я ей больше нужен, чем мне она. Ждал, когда она сама захочет испытать полную близость. Все было «по Карнеги», который писал о том, что партнёру человека не надо ничего навязывать под давлением. Ему должно казаться, что он сам добивается чего-то от тебя и сам этого очень хочет. Вот в такой момент мне уже не приходилось бегать за своей «Сильфидой», как в балете. Она сама подлавливала меня и, истекая страстными флюидами, отдавалась мне.
Вот это и было той причиной, что женщины первыми меня не оставляли. В Сексе у нас не было никаких ограничений. Все было естественно и без фальши. Сейчас я еще больше понимаю то, что это и была настоящая жизнь, ее секунды, минуты и дни. Такие минуты дороже золота и бриллиантов. Юноши, цените их, потом будет о чем вспомнить. В принципе они напоминали скульптуру Родена «Поцелуй», где в мраморе высечена всепоглощающая страсть двух молодых тел, неразрывных в своем сплетении. Но все-таки это холодный мрамор, а не совокупление существ с горячей, пульсирующей кровью, утонувших в Сексе. Это вам не скульптура гениального мастера. Посмотрите – никто же не идет убивать соперника или соперницу после музеев или кино, сгорая от ревности. Не делают этого из-за того, что все это хотя и зримо, но виртуально. А вот если в жизни происходит встреча двух соперниц или соперников, только держись. Миллионы людей со дня сотворения мира стали жертвами сексуальных страстей.
Через часа полтора первая часть любовного спектакля кончалась. Затем начиналась вторая, точно такая же, как и первая. Ее попка мелькала по всем углам, и везде она давала мне частицу наслаждения. Потом я ловил ее и начинал свою прелюдию – «увертюру». Вообще-то она была молоденькой дурочкой, которая думала, что ее прелестная розочка между ногами – это ее громадное достояние. Она напрочь забывала, что это притягивающее мужчин место бывает для женщин очень опасно. К счастью, со мной эта опасность ее не подстерегала. Я всю жизнь очень бережно относился к женщинам, хотя в аптеки не заходил и контрацептивы не пробовал никогда на себе.
Дорогой читатель! Тебе, наверно, жалко меня. Где тот могучий матерный русский язык? Я все мягонько: попка, розочка, объятия, совокупление и т. д. Я же не могу подражать Лимонову, чтобы у вас не отвисли уши.
Храню маленькую надежду, что тебе, Читатель, понравится изложение тончайшей материи в том стиле, в котором я ее описываю.
Пришло время, и мою Ирочку потянуло замуж. Я до сих пор судьбы ее не знаю, но думаю, что ей пришлось тяжко. Она привыкла к моей необычной выносливости. А она бывает у мужчин очень редко. Ну, в любом случае я ей пожелал самого лучшего, и мы расстались навсегда. Это было для меня делом нелегким. Но счастье, что настоящей любовью я ее не полюбил – было больше плотского, и поэтому на мою долю досталось меньше страданий, которые могли бы обрушиться в противном случае.