Генри Мортон Стенли - В дебрях Африки
Правительственный пароход «Цапля» мог пуститься в путь не ранее 20-го.
19-го «Ниман», «Альбукерк» и «Серпа-Пинто» снялись с якорей и до наступления ночи пришли к Понтода-Лена. 20-го первые два пошли к Матади, а еще до этого «Серпа-Пинто» подошел у Бомы к пристани, официально заявил местным властям о присутствии на корабле нового губернатора Стенлеевых порогов и принял поспешный визит двух членов Исполнительного комитета, управляющего областью Конго.
Мы едва имели время обменяться с ними несколькими фразами, однако они успели сообщить мне, что во всем крае свирепствует голод; что на пути к озеру Стенли все селения опустели; что пароход «Стенли» потерпел серьезную аварию; что «Мирный» и «Генри-Рид», пароходы миссии баптистов, неизвестно куда девались и плавают, вероятно, в водах верхнего Конго; что «Вперед», вытащенный на берег, валяется без машины и тендера; «А. I. А.» находится за 800 км выше Стенли-пуля; «Ройал» совершенно сгнил и уже год, как не плавает, – словом сказать, все эти суда, так любезно нам обещанные, существуют лишь в воображении брюссельских чиновников…
Зычный голос португальского командира «Серпа-Пинто» предложил этим господам сойти на берег, и мы отправились дальше. Размышления мои были далеко не из приятных: будь у меня те 15 китобойных судов, о которых я хлопотал вначале, то я был бы совершенно свободен в своих движениях; но я должен был отказаться от их постройки, потому что меня не хотели пускать по Конго. Когда же Комитет разрешил идти по Конго, заказывать суда было уже поздно. Нам пришлось удовлетвориться обещанием доставки экспедиции к нижнему Конго и перевозки всех грузов до Стенли-пуля, а на верхнем Конго – предоставления нам в пользование правительственных пароходов.
И что же оказывается? Обещанные суда то затонули, то сгнили, валяются без машин и котлов либо рассеяны по таким местам, до которых не доберешься! И в то же время в ушах моих раздается голос Англии: «Скорее, или будет слишком поздно!», слова Юнкера: «Эмин пропал, если вы опоздаете!» и призывы самого Эмина: «Приходи, или для нас все кончено!» Перспектива мрачная! Но мы дали слово сделать все, что можем, стало быть, нечего тужить; нужно действовать, бороться, идти вперед. Мы взяли на себя ответственность, следовательно, за дело и в путь!
21 марта экспедиция достигла Матади, в 165 км от океана, и сошла на берег. Пароходы разгрузили, и они тотчас же направились обратно.
В полдень показалась португальская канонерка «Какоиго» с майором Бартлотом, Джефсоном, суданцами и занзибарцами, а вскоре за ними и «Цапля» – правительственный корабль, нагруженный остальным нашим багажом.
Мы расставили палатки, в которые снесли по порядку свои громадные запасы риса, сухарей, пшена, сена, соли и т. д. Офицеры старались изо всех сил, а усердие занзибарцев доказывало, как они счастливы, что, наконец, попали на твердую землю.
Из белых в состав нашей компании вошли следующие лица: Бартлот, Стэрс, Нельсон, Джефсон, Пэк, Бонни, Джемсон, прибывшие вместе со мною из Адена, машинист Уокер, взятый на мысе Доброй Надежды, бывший гвардеец Ингэм и Джон Роз Трупп, наш агент по вербовке носильщиков в Конго (он же будет заведовать переноской тяжестей между озером Стенли и Маньянгой), и один слуга-европеец.
22 марта. Со станции Матади отправили 171 носильщика, нагруженных семью ящиками сухарей весом до 190 кг, бусами и 157 мешками риса весом в 4 600 кг; все это они тащат в Люкунгу, где будут ожидать нас. 13 860 кг клади мы распределили в тюки, чтобы отправлять их, по мере приискания носильщиков, к Стенли-пулю или в другие пункты, впереди каравана или вслед за ними. Я послал гонцов в Леопольдвиль с просьбой к коменданту, чтобы поспешили с исправлением паровых судов.
23 марта. Мистеру Ингэму удалось нанять до озер 220 человек носильщиков по 25 франков за каждого. Лейтенант Стэрс, приучаясь действовать митральезой, дошел до того, что выпускает до 330 пуль в минуту; Типпу-Тиб и компания вне себя от изумления.
25 марта. Суданские трубачи подняли лагерь в 5 часов 15 минут утра; в 6 часов палатки убраны, люди расставлены отрядами, каждый отряд под командой своего начальника перед той частью багажа, которую ему предстояло нести. В 6 часов 15 минут я выступил с авангардом; за мною, в небольшом расстоянии, весь караван, вытянувшийся гуськом. В 466 вьюках заключались боевые снаряды, ткани, стеклянные бусы, железная проволока, медные прутья, консервы, рис и смазочное масло. Выступили в отличном порядке, но после первого часа подъемы показались уже так каменисты и круты, ноши так тяжелы, солнце так знойно, а люди, откормленные на пароходе «Мадура», так отвыкли от труда, да и мы сами настолько обленились, что караван разбрелся, приводя в отчаяние молодых офицеров, не привыкших к таким порядкам.
Наше разборное стальное судно «Аванс», крепко свинченное и вполне готовое, послужило для переправы через реку Мпозо; мы сажали на него сразу по 50 человек. Перебравшись на другой берег реки, мы заночевали.
Суданцы представляли плачевное зрелище: усталость, тропический зной, накопляющийся под их бурнусами, тысячи мелких неудобств пути – все способствовало к увеличению их вечного недовольства. Сомали крепко жаловались, что им недостает верблюдов, но на вид они были гораздо бодрее.
На следующий день мы добрались до Палабалы и шли землями, принадлежащими обществу среднеафриканских миссий, основанных в память Ливингстона. Главноуправляющий Кларк и местные дамы приняли нас очень радушно и оказали полное гостеприимство. Наши люди, совсем новички в таком деле, чрезвычайно нуждались в отдыхе, и я дал им целые сутки на передышку. С отъезда из Занзибара у меня умерло уже 9 человек, а 17 оказались настолько больны, что я принужден был оставить их до выздоровления при миссии.
28 марта. Прибыли в Маза-Манкенги. На пути встретили мистера Герберта Уарда, который просил позволения войти в состав экспедиции. Я немедленно прикомандировал его и отрядил в Матади помогать Ингэму в организации транспортов на людях. Мистер Уард несколько лет служил в области Конго, побывал на Борнео и в Новой Зеландии.
29 марта. В полдень расположились в Конго-ля-Лемба, селении, которое я сам видел когда-то в цветущем состоянии. Его старшина благоденствовал и бесспорно считался полным хозяином в своем районе. Но счастье сбило его с толку: ему вздумалось устроить у себя заставу и брать пошлину с казенных караванов. Тогда пришла партия бенгалинцев, состоявших на государственной службе, изловила его и отрубила ему голову. Селение сожгли, жители разбежались. Теперь на месте хижин выросли высокие травы, а плантации гойявы[1], лимонных деревьев и пальм глушатся тростником.
