Загадочный Шекспир - Роу Николас
Фронтиспис к пьесе «Генрих VIII» из издания Роу. Король и кардинал представлены в исторических одеждах, декорации включают окно, похожее на тюдоровское, а занавес даже напоминает веерный свод. Тем не менее, лорды на заднем плане одеты в платье XVIII века.
Необычно, что внизу показан край сцены
Не стоит порицать Беттертона за кажущуюся неопределенность в отношении даты рождения Шекспира, которую Роу приводит только как «апрель 1564 года», вместо традиционного 23 апреля. Здесь он более прав, чем многие последующие биографы. Идея о том, что Шекспир родился в день Святого Георгия, является ура-патриотической условностью, принятой позднее, в XVIII веке, и быстро ставшей псевдо-фактом. Документально подтверждено лишь крещение Шекспира 26 апреля 1564 года, тогда как реальный день его рождения неизвестен. Томас де Квинси (который был почти одинаковым знатоком Шекспира и опиума) правдоподобно предположил, что свадьба внучки Шекспира Элизабет была назначена на 22 апреля в память о дне его рождения.
Беттертон является типичным представителем театральной традиции, лежащей в основе «Сведений». В Roscius Anglicanus (1708) Джон Даунс хвалит его за исполнение главной роли в постановке пьесы «Генрих VIII» Шекспира и Флетчера: «Роль короля была очень точно и правильно сыграна г-ном Беттертоном, он был обучен сэром Уильямом [Давенантом], получившим инструкции от старого г-на Лоуэна, которого наставлял сам г-н Шекспир». Подобная традиция похожа на преемственность в живописных школах итальянского Возрождения. Беттертон также известен как один из ранних владельцев чандосовского портрета Шекспира, который теперь хранится в Национальной портретной галерее в Лондоне. По словам историка Джорджа Верту, писавшего в 1719 году, владевший на тот момент картиной адвокат по имени Роберт Кек «приобрел [ее] за сорок гиней у г-на Беттертона, который купил ее у сэра У. Давенанта». Иллюстраторы Роу смогли взять этот портрет за основу как для фронтисписа каждого из томов (На с. 10), так и для создания великолепной гравюры, предварявшей сами «Сведения» (воспроизведена на с. 8).
Беттертон родился в 1634 году и не застал Шекспира, но как исполнитель он был погружен в его тексты. Как говорил Роу, «никто не знаком лучше с выразительной манерой Шекспира, и действительно, он так хорошо его изучил и стал таким его мэтром, что какую бы его роль он ни играл, выглядит это так, будто она написана специально для него». Актер, названный «мэтром» Шекспира, то есть, другими словами, экспертом по его творчеству, погружение которого в свой предмет приводит также к некоторому подражанию, становится для биографа своего рода прототипом.
Среди примечательных «находок», впервые появившихся у Роу, — рассказ о браконьерстве молодого Шекспира в поместье уорикширского вельможи сэра Томаса Люси из Чарлкота. По словам Роу, через некоторое время после свадьбы Шекспир попал в «дурную компанию». (Он женился в 1582 году, так что это произошло незадолго до или вскоре после его двадцатилетия.) В этой компании были те, «кто часто занимался воровством оленей», они «не раз вовлекали его в совместные разграбления парка, принадлежавшего сэру Томасу Люси», за что «этот джентльмен преследовал» Шекспира. Это одна из историй, звучащих как чистая выдумка, фрагмент шекспировского «мифа», однако она хорошо закрепилась в общественном сознании и даже сегодня имеет своих авторитетных сторонников. Легенда получила дополнительное подтверждение в 1790-х годах, когда Мэлоун нашел посторонний рукописный источник конца XVII века. Его автором был неизвестный священник по имени Ричард Дейвис, рассказывавший в своем тексте следующее: «Шекспир… во многом привлекал к себе самые разные несчастья за воровство оленины и кроликов, особенно от сэра [ — ] Люси, который часто его сек». Эта рукопись скрывалась в архиве Корпус-Кристи-колледжа в Оксфорде, и крайне маловероятно, что Роу ее читал.
Эпизод браконьерской охоты на оленей в романтической интерпретации художника Джозефа Нэша, 1839–1849
То, что сюжет присутствует в двух независимых друг от друга ранних интерпретациях, конечно, не гарантирует его правдивость, но, по крайней мере, показывает, что такая история имела хождение. Роу ее не выдумывал. Он также отмечает интригующий намек на факт браконьерства в одной шутливой беседе в «Виндзорских насмешницах» (ок. 1597), когда глупый судья Шеллоу обвиняет Фальстафа в браконьерстве в его землях: «…Вы… подстрелили моего оленя и ворвались в дом моего лесничего», — и собирается преследовать его за это. Может ли быть совпадением, спрашивает Роу, что у этого Шеллоу «дюжина белых щук на щите»? Иными словами, он имеет родовой герб с изображением молодых щук, то есть тех же геральдических символов, которые были на гербе семейства Люси из Чарлкота и название которых созвучно этой фамилии? Ни один комментатор «Виндзорских насмешниц» [4] [5]не нашел лучшего объяснения, и даже такие великие современные биографы, как Э. К. Чемберс и Самуэль Шёнбаум — смелые документалисты-эмпирики, — признали, что эпизод браконьерства, описанный Роу, звучит правдоподобно.
Роу уделяет этому эпизоду — в какой-то мере сенсационному — большое внимание, но у него нет и тени той навязчиво приторной романтизации, которая присутствует в более поздних, прежде всего викторианских, трактовках. Именно такие описания и порождают скептицизм, а не голые факты истории, услышанной, вероятно, Беттертоном в Стратфорде, где семейство Люси было хорошо известно и не особенно популярно. Используя в «Сведениях» биографические материалы, Роу сохраняет трезвое здравомыслие. Он сообщает о скромном происхождении Шекспира, отсутствии у него высшего образования, о том, что он писал «просто по интуиции» и так далее, но никогда не перегибает палку.
Значительная часть предисловия Роу посвящена критическим комментариям, некоторые из которых отражают предрассудки XVIII века, на сегодняшний день странные и старомодные. Мало кто, например, ныне готов согласиться с пренебрежительным отношением к трагикомедии как к «общей ошибке той эпохи», так как сейчас мы ценим этот жанр за волнующие перемены настроения и сюжетные повороты. Правда, говоря по справедливости, Роу тоже не совсем согласен с подобной оценкой. Он обозначает точку зрения, но затем добавляет, что «хотя более суровые критики среди нас не могут ее выносить, основной части нашей аудитории, похоже, больше нравится она, чем строгая трагедия». Точно так же — в отличие от «более суровых» критиков — он оптимистичен в отношении предполагаемой безграмотности Шекспира в области античного наследия. Роу считает, что лучшее владение текстами классиков могло бы наделить стиль Шекспира большей «состоятельностью», но оно же могло бы «сдержать часть той страсти, порывистости и в целом той прекрасной эксцентричности, которые мы ценим у Шекспира».
Фронтиспис к пьесе «Король Лир» из издания Роу
Некоторые комментарии Роу к отдельным пьесам кажутся поверхностными и неточными, но нужно сопоставить их с куда более важной и имеющей далеко идущие последствия точностью его работы как редактора. Сведения предваряют следующее после «Первого фолио» издание пьес Шекспира. В этом сборнике подчеркивается важность оригинального текста пьес, но аккуратно исправляются явные текстовые искажения и глупости. В эпоху, когда пьесы запросто улучшали, шлифовали, цензурировали, переписывали и переименовывали в соответствии с представлениями о театральном «приличии» (самым известным специалистом в этой области является Наум Тейт, придумавший для «Короля Лира» счастливый конец, но были и многие другие), Роу возвращает читателя к исходным, сложным, а иногда и грубым творениям, вышедшим из-под пера Шекспира.
