Павел Зырянов - Адмирал Колчак, верховный правитель России
– Идите, господа, – сказал он утомленным голосом. – Я подумаю и приму решение.
В тот же вечер Колчак связался с Дитерихсом и попросил его вернуться на оставленный пост. Генерал ответил, что он согласен, но при условии, что Колчак уйдёт в отставку и немедленно выедет за границу.[1358]
Тогда Колчак вызвал к прямому проводу Каппеля. Адмирал сообщил, что Сахаров, «ввиду больших осложнений с правительством», оставляет свой пост. «Мой выбор остановился на вас, – сказал Колчак. – Я уверен, что ваша огромная боевая опытность, широкие знания военного дела и популярное в армии имя помогут вам справиться с этой трудной задачей».
Каппель, похоже, предвидел такой разговор, поскольку успел переговорить с Войцеховским. Он отвечал, что не чувствует себя достаточно подготовленным, чтобы занять столь ответственный пост. Затем добавил, что в сложившейся обстановке перемены на высших должностях, по его мнению, нежелательны. Если же отставка Сахарова – дело решённое, то есть другие кандидатуры. Каппель назвал Дитерихса, Семёнова, Д. В. Филатьева и Войцеховского. Последний, оговорился он, тоже не считает себя подготовленным к такой должности.
Выслушав это, Колчак сказал: «Я вас знаю единственным лицом, которому могу вверить фронт. Ваш отказ поставит армию в безвыходное положение». Каппель продолжал настаивать на отводе своей кандидатуры, но дальнейшая запись разговора не сохранилась. 9 декабря он вступил в командование Восточным фронтом.[1359]
Переговорив с Каппелем, Колчак вместе со своими эшелонами переехал на следующую к востоку станцию – Судженка (ныне город Анжеро-Судженск). А наутро Пепеляевы самочинно арестовали генерала Сахарова. Он просидел под арестом более суток, пока его не выручил приехавший на станцию Тайга уже в должности командующего фронтом генерал Каппель.[1360]
В. Н. Пепеляев, оставшийся на станции Тайга, слал верховному правителю телеграммы, то требуя, то умоляя подписать указ о созыве Земского собора. Колчак запросил Совет министров, был ли им принят такой проект или это самодеятельность Пепеляева. В ответной телеграмме Совет министров дезавуировал своего председателя. «Мы не были уверены, – вспоминал Гинс, – что Пепеляев не совершит какого-нибудь насилия над верховным правителем. Поступки и телеграммы премьера казались дикими».[1361]
Через несколько дней В. Н. Пепеляев подъехал на станцию Судженка – но это был уже совсем другой человек, вялый, обмякший, словно воздушный шар, из которого выпустили воздух. Он, казалось, как-то разом, в безумном порыве, растратил всю свою энергию. С этих пор он больше не пытался диктовать свою волю верховному правителю, не спорил с ним, но послушно за ним следовал, чтобы разделить его судьбу.[1362]
Назначение Пепеляева оказалось не очень удачным. Каппеля же – может быть, наиболее удачным за всё время правления Колчака, хотя, наверно, запоздалым. Выдвиженец Болдырева, Каппель долгое время оставался на вторых ролях и, можно сказать, даже затирался. Теперь пришёл его час. Но и этот талантливый и мужественный человек, конечно, не мог сотворить чуда. Армия начинала распадаться. У Пепеляева солдаты давно уже не отдавали честь, в некоторых частях было популярно требование мира с большевиками. Эта армия числилась в «стратегическом резерве». У Войцеховского один из генералов отказался исполнять приказы и собрался со своей дивизией в родные края, так что Войцеховскому пришлось его застрелить. Вообще же 2-я армия не обнаруживала явных признаков разложения, но имела слабую сопротивляемость. Лучше всех выглядела 3-я армия, но общая усталость сказывалась и на ней. «Войска сильно утомлены продолжительными боями. Снабжение их тёплой одеждой по-прежнему неудовлетворительное», – сообщалось в военной сводке 22 ноября.[1363]
Настроение сибирского крестьянства в эти последние месяцы Гражданской войны в общем-то было не в пользу Колчака и его правительства. Информаторы сообщали, что это настроение «какое-то запуганное»: «Боятся высказывать своё мнение даже наедине. Отношение к правительству равнодушное. Они и за правительство и не против большевиков. Чувствуется, что война всех утомила и мешает их работе. У всех единодушное желание, чтобы она скорее кончилась». Всё равно, в чью пользу.[1364] Но в местностях с преобладанием переселенцев армия оказывалась во враждебном окружении.
Вскоре после инцидента с братьями Пепеляевыми была получена телеграмма за подписью Гинса. Управляющий делами Совета министров сообщал, что Иркутск находится в крайне трудном положении. Прекращение подвоза хлеба и масла из Западной Сибири создало в городе острые продовольственные проблемы. Возник и топливный кризис – вследствие того, что рабочие Черемховских угольных копей, главным образом китайцы и пленные венгры, начали разбегаться. На работу в копи были посланы арестанты, но при недостатке охраны существует опасность, что и они разбегутся. На севере губернии партизанский отряд Н. Каландаришвили, известного своей жестокостью, взял город Верхоленск и начал движение к Иркутску.[1365] Между тем иркутский гарнизон был слаб и не очень надёжен.
Видимо, именно это известие заставило Колчака принять решение ехать в Иркутск как можно скорее.[1366] Тем более что армия теперь находилась в надёжных руках Каппеля.
Но магистраль была забита чехословацкими эшелонами. Поезда верховного правителя и председателя Совета министров двигались рывками, с большими задержками. Ни Сыровой, ни Жанен на просьбы ускорить их движение никак не откликались.
Под Красноярском простояли шесть суток. В городе в это время творилось что-то непонятное. Командующий войсками Енисейской губернии генерал В. И. Марковский бездействовал. Зато командир 1-го Сибирского корпуса, входившего в состав 1-й армии, генерал Б. М. Зиневич был активен и бестолков. В его штабе всем заправляли эсеры, в первую очередь Е. Е. Колосов. Газета «На страже свободы», выпускавшаяся штабом корпуса, призывала к миру с большевиками и неподчинению верховному правителю. В Красноярске образовался эсеровский Комитет общественной безопасности.
Около 22 декабря (расчёт сделан из сопоставления разных источников) чехи наконец согласились пропустить три поезда: Колчака, Пепеляева и с золотым запасом. Пять поездов с усиленным конвоем верховного правителя остались под Красноярском.
Едва эти три поезда ушли на восток, как Марковский уступил своё место Зиневичу, а тот вручил управление гражданской частью Комитету общественной безопасности. 28 декабря Зиневич направил Колчаку открытое письмо (копии были разосланы высоким комиссарам) с призывом «дать возможность народу вылить свою волю» и передать власть в руки «немедленно созванного Земского собора». В противном случае генерал грозил не исполнять более повелений верховного правителя.
