Тамара Катаева - Анти-Ахматова
Очевидно, в то время (09—10-е годы) открылась какая-то тайная вакансия на женское место в русской поэзии. Судьба захотела, чтобы оно стало моим. Замечательно, что это как-то полупонимала Марина Цветаева.
Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 109
Да, замечательно, что эта полудурочка Марина Цветаева не пыталась прыгать выше головы.
Какое-то малоэлегантное выражение: «женское место». Как-то непонятно, в чем могло быть ее преимущество перед Мариной Цветаевой. Именно на этот случай о высокомерных женщинах в итальянском языке существует грубая поговорка: «Come se la avesse solo lei».
Модильяни очень жалел, что не может понимать мои стихи и подозревал, что в них таятся какие-то чудеса.
Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 13
О статье об Ахматовой в «Русской мысли». Автор — бывший любовник, Недоброво.
«Потрясающая статья, — перебила меня, — пророческая. Я читала ее ночью и жалела, что мне не с кем поделиться своим восхищением. Как он мог угадать жесткость и твердость впереди? Ведь в это время было принято считать, что все эти стишки — так себе, сентименты, слезливость, каприз. Статья Иванова-Разумника, кажется, так и называлась: «Капризники» (на самом деле — «Жеманницы»). Но Недоброво понял мой путь, мое будущее и предсказал его».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 125
«А я бы хотела, чтобы моя книга дошла до широких кругов, до настоящих читателей, до молодежи…»
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 124
Вот и читатели, и молодежь.
«Сегодня у меня было такое происшествие. Распахнулась дверь, и ко мне кинулась, целуя меня, незнакомая молодая девушка, с криком: «Анночка Ахматова!» Сначала я подумала, что это, быть может, какая-нибудь моя племянница, которую я не видела двадцать лет — знаете, теперь все бывает <…>. Но нет, это оказалась просто поклонница. Фу, гадость какая. Вот, значит, кто я <…>. Мне теперь хочется вымыться. Попрошу в Союзе, чтобы не давали никому мой адрес».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1938–1941. Стр. 349
Как заметил Пруст, уровень салона определяют не те, кто там бывает, а те, кто там не может быть никогда. Может быть, у Ахматовой тоже есть интеллигентные почитатели, но вот у Пастернака не может быть таких любителей, как у Ахматовой: которые взвизгнут при встрече: «Борисик Пастернак!» Он просто ничего для них не написал. Поэтому ему от своих читателей отмываться не хочется.
Опять и опять, «путь мой жертвенный и славный»; «славы хочешь? — у меня попроси тогда совета»… И пусть это — «бесславная слава», «западня, где ни радости, ни света», пусть является эта слава только «погремушкой над ухом трещать», — но не слишком ли тешится поэт этой погремушкой? Не слишком ли часто говорит, к месту и не к месту, о своей «Музе»? Недописанную поэтессой страницу — «божественно спокойна и легка, допишет Музы смуглая рука» <…>.
ИВАНОВ-РАЗУМНИК. Анна Ахматова. Стр. 340
Заканчиваю могучими аккордами.
Вот что пишет Анна Ахматова САМА О СЕБЕ, в третьем лице.
I. Итак, поздняя Ахматова: выход из жанра «любовного дневника», в котором она не знает соперников.
II. Время доказало еще одно качество ее стихов — ПРОЧНОСТЬ. «Вечер» — его знают по крайней мере четыре поколения читателей, часто по-разному заглядывая в него.
III. «Клеопатра», «Данте» <…> — сильные портреты. Их мало, они появляются редко. Но они очень выразительны. Исполнены каждый по-своему. Горчайшие.
IV. «Есть три эпохи у воспоминаний» — открывает какие-то сокровеннейшие тайники души, может быть, даже переходя черту дозволенного.
Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 192
Я приготовила для вас, читатель, дивный подарок — эту главу.
Часть XII
«ВЕЛИКАЯ ДУША», ИЛИ МУСОРНАЯ СТАРУХА
«ДОСТОИНСТВО»
Когда-то давно мне попалась в руки какая-то обыкновенная цветная открытка, изображающая трапезную в Троице-Сергиевой лавре.
Я это место хорошо знала и открытка меня поразила. В ней все было натурально: сам храм, деревья, облака, люди — но отпечаток был сделан с перевернутого негатива. Все, что было справа, было изображено слева. Все было абсолютно так, как бывает на самом деле, до малейшей полутени, это не было нафантазировано или нарисовано по памяти, это было настоящим — но этого нигде никогда не существовало! Я отчетливо представила себе Того, кто попутал несчастного фотографа, и ни на секунду не усомнилась, что передо мной — единица греха, создание, противоположное божественному замыслу, пародия на него, насмешка, забава Хама.
Конечно, кому не надо — тому такая открытка в руки не попадет. Но разговор не про меня, а с Анной Андреевной я хочу разобраться так: она вывернула наизнанку всю свою жизнь и, зная своей хитростью всю правду, выворачивала свою биографию наоборот, чтобы мы поверили в то, чего не было никогда.
Она придумала в своей жизни несуществующее достоинство и заставила поверить, что оно было на самом деле.
Сталину написал Пастернак. Он писал, что знает Ахматову давно и наблюдает ее жизнь, полную достоинства.
ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. З. Стр. 15
Это — главный перевертыш ее жизни. Ее жизнь не была полна достоинства.
Каждый шаг, который определяется нравственным выбором, она делала не в ту сторону.
Если сравнить жизни Константина Федина и Осипа Мандельштама, то для Анны Ахматовой «жизнь, полная достоинства» — это у Федина, а не у Мандельштама. Во-первых, у Федина есть эта жизнь, а у Мандельштама — нет. Стало быть, не о чем и говорить. Да если бы и была, маловероятно, что она была бы равна по «достоинству» фединской. «Достоинство» по-ахматовски — это то же, что «номинал».
Федин впервые поздоровался с Надеждой Яковлевной Мандельштам после утверждения выхода в свет сборника Мандельштама в «Библиотеке поэта».
До этого он четверть века не здоровался со мной, хотя мы часто попадали вместе в лифт, а один раз он остановил Ахматову, когда мы с ней шли вместе по переулку, выходившему в Лаврушинский, и долго с ней разговаривал. Ахматова не назвала меня, чтобы не смущать благородного деятеля литературы, и мне пришлось отойти в сторону и ждать, пока они не кончат разговор.
Надежда МАНДЕЛЬШТАМ. Вторая книга. Стр. 127
